тускнеют писем строки,
но давние упреки
прибавляют горечи.
Что подло, что забавно —
из памяти исправно
стирается. Но явно
хранится только горечь.
Этюд о застенчивости
– Дайте шляпу: ни к чему эта спешка.
В колких спорах вы достойный партнер.
Ваши губы искривляет усмешка.
Чем ее я заслужила, синьор?
– Дело в том, что моя слабость – перина,
я стремлюсь к ней после трудного дня.
А усмешка – нервный тик, синьорина:
ваша личность подавляет меня.
– Ах, мужчины, прямо бедствие с вами:
вы ранимы и пугливы внутри.
Как ты смеешь заслоняться словами!
Ну-ка, живо мне в глаза посмотри!
– Хоть меня в иезуиты зачисли,
мой язык – не извращенье ума.
Как ты смеешь не читать мои мысли,
если смотришь мне в глаза ты сама!
Странствия
Кто серьёзным делом занят
и не ищет приключений,
тот избегнет малярии
и сомнительных знакомств.
Перед тем снимаю шляпу,
хоть и вынужден признаться,
что к числу мужчин солидных
я, увы, не отношусь.
И поэтому однажды
я забрёл в стихотворенье,
наспех сделанное другом
для приюта моего.
Было там светло и шумно,
юмор бил большим фонтаном,
и мой облик отражался
в многоцветных зеркалах.
Но из дружеского ямба
опрометчиво бежал я
и попал, с дороги сбившись,
в чью-то умную статью.
В ней царил бандит-анализ:
сколько лап меня хватало,
сколько пастей норовило
на кусочки разорвать!
Бог ли, дьявол ли помог мне —
из статьи унёс я ноги
и, пытаясь отдышаться,
мигом в сплетню угодил.
Вздрогнул я от омерзенья,
в гневе принялся буянить,
но, немного осмотревшись,
понял: странствиям конец.
Здесь я подлый и зубастый:
что хочу, то ворочу я,
предаюсь, когда желаю
необузданным страстям.
Ну куда ещё стремиться?
Сплетня – вот удел счастливца.
Но селиться в ней не стоит,
лучше отпуск проводить.
По-английски
Господа, мы кураж повысим
тем, кому подадим сигнал:
«Не пишите предсмертных писем,
проектируя свой финал.»
В меморандуме полном яда,
горизонт заслонив собой,
никого обвинять не надо
в том, что вы проиграли бой.
Господа, мы от слов зависим,
созерцая крушенье грёз.
Не пишите предсмертных писем
и не лейте чернильных слёз.
Но, пока Божий день в зените
и пока лучезарна даль,
по-английски за дверь шагните,
не прощаясь…
Эскиз войны
Был сад
из роз —
стал ад
средь слёз.
Нет ответа
вдалеке.
Части света
все в клубке.
Где кров
блестел —
Там ров
для тел.
Ветер чёрен,
тощ и груб,
точно ворон,
пал на труп.
И луч
небес
меж туч
исчез.
Лисьи норы,
мухи, гниль,
лес и горы
сбиты в пыль.
Заклинание
Духа́ми забытыми пахнет грусть,
сочась на строку с пера.
Пожалуйста, пусть, пожалуйста, пусть
наступит моё вчера,
когда мне в зелёной глуши аллей
нечаянный знак сверкнул.
Не то, чтобы прошлое мне милей:
я просто не там свернул.
И следом пантерой крадётся ночь,
прожектам готовя крах.
Пожалуйста, прочь, пожалуйста, прочь,
назойливый спутник – страх,
бубнящий: «Сдавайся, покуда цел.
Упрямству цена – пятак.»
А время, как снайпер, глядит в прицел,
мурлыча своё тик-так.
И как сивый мерин рассудок врёт,
твердя лишь один совет:
«Не так уж и трудно шагать вперёд,
когда на носу рассвет,
когда ты не вызубрил наизусть
бессмыслицу: жизнь – игра…»
Пожалуйста, пусть, пожалуйста, пусть
наступит моё вчера.
Мантра
Ни в нужде,
ни в беде,
в необъятном Нигде
никто
и ничто,
ни броня,
ни фигня
не удержит меня,
когда я спешу на помощь.
Заметка для детей
Подмочить кружева пелёнок
и родителей ввергнуть в транс —
никогда ни один ребенок
не упустит волшебный шанс,
чтобы после, под мамин ропот,
свою соску сосать, пыхтя.
И с опорой на данный опыт
отправляется в путь дитя.
Не ликуют при встречах трубы,
не поёт о любви кларнет —
мир болезненно тычет в зубы,
только соски при этом нет.
Пожелтевшие фотопленки
побуждают дитя чудить:
«Хорошо бы назад, в пеленки,
где не грех под себя ходить.»