Это был трюк. Потому что человек никогда не может быть в безопасности ни в одной части этого дворца. Каспар резко остановился. Я чуть не врезалась ему в спину. Я схватилась за ребристую колонну, чтобы удержаться на ногах, и наблюдала, как Каспар повернулся ко мне лицом. На его лице застыло жестокое выражение. «После тебя.» Он указал на алые занавески, спрятанные за колонной.

Я оглядела их и не могла не подумать, что ткань, похоже, была испачкана самой настоящей кровью.

«Ээээ…» Я позволила своей руке соскользнуть с колонны.

Широко раскрытые глаза обратились на Каспара, и все, что мне удалось сделать, это оцепенело покачать головой.

Его рот сплющился.

«Аххх!» Я вскрикнула, когда он прижал меня к себе.

В мгновение ока, мои руки были прижаты к бокам, а затем меня подбросило в воздух. Этот бес перекинул меня через плечо, как мешок с зерном. Я не пыталась бороться. Страх парализовал меня. Как только я оказалась через его плечо, Каспар сделал несколько шагов вперед, отдернул занавески и зашел внутрь. Каждый мускул моего тела дернулся.

После столь изнурительных дней, меня бросили на плюшевый диван в золотой комнате.

Каспар вышел сквозь занавески оттуда, откуда мы пришли. Я не знала, ждал ли он в коридоре или вернулся к Миле и Ведагору.

На мгновение, я задумалась, как она себя чувствует. Мучил ли ее Ведагор в наше отсутствие? Ударил ее еще раз? Пытал ее?

Но, сейчас, я не могла об этом думать, мне и так было, о чем беспокоиться.

Я не смогла расслабиться, ни на секунду, несмотря на убаюкивающее мерцание бархатных занавесок и приветливое тепло ревущего огня.

Я не могла расслабиться, потому что передо мной был мужчина, стоявший лицом к пылающему мраморному камину. На его руке, в черной перчатке, болтался хрустальный стакан, наполненный кровью.

Алый военный мундир до бедер, сшитый серебряными нитями, волосы, цвета самого темного – демонстрация его великой силы.

Между нами не было ничего, что создавало бы преграды, поэтому я смогла увидеть его плотно облегающие угольно-черные бриджи и серебряные ботинки с вырезом по щиколотку.

Он мог бы быть обнаженным и, все равно, от него исходило бы невыносимое, удушающее присутствие власти.

Я это сразу поняла. Он смотрел в огонь так, будто меня, только что, не бросили на диван позади него. Передо мной был сам Бог Мор.

Ногти впились в мягкий вельветовый диван, я задержала дыхание и застыла.

Я нахожусь в присутствии Бога.

Я смотрела на него, ожидая, когда наступит тот смертельный момент, когда он повернется, чтобы посмотреть на меня, и наполнит мое тело смертельным зельем.

Вот так он это сделает?

Своего рода подпись – его вечный след на моем теле.

В рассказах говорилось, что его зелье превращало тело в черно-синий цвет, гнилое и избитое, прежде чем оно делало последний вздох.

От этой мысли у меня сжались пальцы ног в ботинках, и у меня возникло невыносимое желание убежать и воспользоваться ночным горшком.

Я не знаю, заметил ли он меня вообще. Я была всего лишь грязным пятном на свежеобитом диване, на которое не обращали внимания до тех пор, пока это пятно не решили удалить.

Дрожь зацепила меня за крючок. И дело было не в холоде. Не с пылающим пламенем, на противоположной стороне уютной комнаты, поджаривающим мою бледную кожу.

Я задавалась вопросом, был ли это тот самый охватывающий ужас, который испытывали те, кто стоял перед смертью, глядя на своих палачей. Пожалуйста… Я почти выдавила слова, которые должны были остаться внутри меня, в ловушке. Пожалуйста, пощади меня. Прояви милосердие, которого у тебя нет. Прежде, чем я смогла предать себя такой ужасной ошибкой, как разговор с Богом, Мор двинулся с места. Он захватил все мое существо такой обычной вещью.