Влюблённые сначала дёрнулись. И стало больно. Потом попытались решить проблему осторожным усилием. Что причинило боль обоим.

Они оказались друг с другом связанными намертво.

Вообще-то, уже считанные дни отделяли Милюсю и Арчика от вступления в законный брак. Это – когда – «только смерть разъединит». Но, во-первых, этот день ещё не наступил, а во-вторых – нельзя же все клятвы воспринимать так буквально!..

Хорошо, что у берега было достаточно мелко.

Будущие молодожёны, обнявшись – уже чисто дружески, двинулись боком на сушу.

Так же, четвероногим существом, стали взбираться по ступенькам.

Тут, из своей пристройки, вышел Эгиминион с вытаращенными глазами. И сказал на своём, но очень понятном, языке: «ёптыть!!!!!!!!».

– Ты, Эгик! – сдавленно крикнул ему Арчик, – простыню, пожалуйста, принеси!..

– Не реви! Всяко быват! – с готовностью ответил ошарашенный событием бородач и скрылся в избушке.

Вынес простыню. Делая вид, что отворачивается, подал его потерпевшим.

Ну, ладно, стыд прикрыли. В дом вошли. А – дальше что? В самом главном-то ничего не изменилось! Долго такое может продолжаться? А, если… Вот – если руку перетянуть жгутом, а потом так и оставить, то потом её только отрезать. Она же без движения крови пропадёт!

Ну, руку ладно.

Но отрезать…

Нет, об этом и думать нельзя. А – как же тогда… любовь?..

Стояли посреди комнаты, нужно было подумать, как жить дальше. Не век же стоять! Арчик – он же башковитый – к табурету повёл свою королевишну, сел сам, а её к себе сверху – ноги врозь – пристроил. В привычной, в общем-то любовной позиции. Но не тот был случай, чтобы предаваться утехам. Что дальше-то?..

Эгиминион в грубых и диковинных своих выражениях обрисовал ситуацию. Много слов было трудно разобрать, поэтому приходилось их значение толковать наугад. Одно было ясно: телефона нет, Интернета нет, никакой врач сюда не доберётся, нужно что-то придумывать самим. На крайний случай «торчило» придётся обрезать… При такой «дорожной карте» Арчик дёрнулся. Он сказал, что, если много дней не есть, то любой человек худеет. И тогда всё может разрешиться само собой. Хотя, яйца уже сейчас почти чёрные, а, что с ними будет потом?..

Эгик почесал свою лохматую репу и сказал, что у них в деревне бабка Узорпизер такие ситуации разрешала. Приглашала известного в округе кузнеца Мирабо, и тот… Он был известен не только тем, что ковал подковы и мог ещё их на спор сгибать и разгибать, скручивать винтом, но и – елдыком, великим и безобразным. Так вот – этот Мирабо за поллитру толстый свой мехирь-елдык жонке загонял в гузно, и у ей от ужаса всё разжималось.

Но, где ж теперь та бабка Узорпизер? Где Мирабо?..

– Нет! Нам такое не подойдёт! – с жаром воскликнул будущий муж Милюси. Даже, если бы он был! Давайте подумаем ещё!..

Через три часа тот же самый Арчик сказал Эгиминиону: – Может, попробуем?..

На Милюсе уже совсем не было лица. Всегда вздутые, готовые к сжиманиям и ласкам юные грудки даже обмякли и обвисли. Может, из них ботокс вытек – кто знает?.. На то, что сказал Арчик, она никак не отреагировала. Надо, так надо! Лишь бы скорее!

Женщина, когда мужчине нашёптывает в ухо, что хотела бы, чтобы он из неё не выходил, побыл подольше, не совсем искренна. Или – она просто знает, что ничем не рискует, время пребывание имеет всегда разумные пределы. А мужчине приятно.

Встали с табурета, пошли к кровати.

Где ж ещё, как не на кровати, проводить подобную терапию.

Шли осторожно, опять боком. В лицах, обращённых друг к другу, уже не было любви, одна озабоченность: как бы не споткнуться, не упасть. Хотя, возможно, в этом случае ситуация бы разрешилась сама собой, и не нужно было бы ничего отрезать…