Арчик и Милюся шли по тропинке на опавших листьях. Узкой, извилистой, почти не заметной. Рюкзачки у обоих на плечах, на головах панамки. Джинсы, кофточка, рубашка – всё по-летнему, но – чтобы не кусали мошки и комары. Милюся хотела «в поход» в коротком платьице, чтобы ногами всё время отсвечивать впереди Арчика, чтобы держать его в тонусе, но молодой мужчина, хотя идея была ему и приятна, нашёл силы в себе от этого отказаться. Потому что лес – это не Ленинский проспект в любом городе. Не только комар, но и гадючка какая может найтись, за ножку цапнуть. – Джинсы надевай – сказал он Милюсе. И она послушалась. Потому что была уже невестой Арчика, будущей женой. И нужно было привыкать его во всём слушаться.
Друзья-знакомые сказали будущим молодожёнам, что в густолиственном этом лесу есть озеро с тёплой водой и форелью на завтрак. На берегу озера избушка. В которую заходят все, кому не лень, или кому делать нечего. Отдыхают там. Зализывают раны. Кивер чистят, весь избитый. Снасти готовят, перебирают, рыболовецкие, на форель к завтраку. Но обычно, по большей части, никого там нет. На столе большая кастрюля с сухарями, соль, спички для возможных гостей. Кровать широкая, на двухсполовинойспальная, если гости разного пола, или просто любят друг друга. На полочке у кровати совсем рядом – чтобы легко было достать – коробочка с презервативами. Импортными, с выкрутасами и с отечественными, нашими. Там, на всякий случай, для опознания, автомат Калашникова нарисован.
Ещё лавка есть, на которой человека можно сечь розгами. Ну, для тех, кто понимает. Розги тут же стояли, в кадке с солёной водой.
Друзья-знакомые знали там всё в подробностях. Бывали уже не раз. Им понравилось.
Будущие молодожёны от ближайшей автостанции до заветной избушки три дня шли и три ночи. Отдыхали в самодельных шалашах. Арчик юноша оказался рукастый. Мог из подручного материала на ровном месте дворец соорудить. Шалаши у него получались уютные и тёплые всю ночь. А ворох листьев вместо привычных городских матрасов пропитан был ароматами леса, и в нём можно было бы и утонуть, если не обняться и не прижаться крепко к любимому и уже почти родному телу.
И уже четвёртый вечер наступал, как сквозь толстые стволы грабов, каштанов, берёз и клёнов забрезжила, наконец, вожделенная избушка. Настоящая, из брёвен. Или выстроенная «под старину». Арчик и Милюся подошли к ней без всякой робости. Потому что чего бояться. Двадцать первый век, вокруг цивилизация. Уже давно человек человеку друг. Крылечко такое корявое, ступени толстые, замшелые, «под старину». Зашли в комнату. Всё, как им рассказывали друзья-знакомые: стол, кровать. Просторная такая комнатёнка. Лавка, да, лавка возле стола, возле неё бочка с водой и розги в специальном колчане. Всё, как им друзья описывали. Только они ничего не сказали про вторую лавку. Которая стояла по другую сторону стола. А на ней мужичище сидел с бородой, в рваных штанах и безрукавке. И глаза его на гостей из-под лохматых бровей непонятно поблёскивали.
Но внешний вид обманчивый. Мужик оказался человеком добрым и даже весьма занятным. По всем признакам, он в этих краях обретался давненько, возможно, даже и родился. И речь у него была особенная. На нашу похожая, но – другая. Если вслушиваться, то понять можно.
Когда с ним поздоровались, он, правда, пробубнил что-то вовсе непонятное: – Во досюлишны – от веки, во которы-то давношны леты.
Ну, ладно. Досюлишны, так досюлишны. Представились. Узнали, что, то ли мужика, то ли уже деда, Эгиминионом зовут. Ну, с его-то словариком тут ничего удивительного.