Выходим из квартиры. Когда-то здесь жили люди, растили детей. Вон, в маленькой комнате до сих пор несколько запыленных игрушек валяются и плакаты с персонажами из мультиков на стенах висят. Кажется, тут жила маленькая девочка. Обои розовые, в цветочках. А теперь всё заброшено, местами разрушено. Но жалеть некогда и думать, в общем, тоже. Митя выходит вперед, я следую за ним на расстоянии в пару метров.

Поднимаемся на плоскую бетонную крышу, устеленную рубероидом. Впереди виднеются несколько наших парней. Одни лежат на спине, – отдыхают. Четверо рассредоточились по сторонам и смотрят в бинокли. Ещё двое оборудуют огневую точку – пулеметчики. Оператор отслеживает обстановку по монитору – где-то в воздухе скользит дрон. По рации с кем-то переговаривается наш взводный – лейтенант Шнычкин.

Подходим к нему, но докладывать не нужно. Он видит нас и просто кивает головой. Усаживаемся рядом. Как же всё-таки хорошо, что и этот день на войне я провела рядом со своим любимым Митей. С тем самым парнем, сильное чувство к которому вспыхнуло во мне внезапно. Так, наверное, себя ощущают люди, которых ударяет молния.

2. Глава 2

Пока находимся на крыше, стремительно темнеет. Так быстро, словно солнце испугалось всего, что творится вокруг нас и решило убраться подальше от военного хаоса. Потому и света стало неожиданно мало. Наверное, где-то там, очень высоко, по-прежнему ярко и красиво. Но не здесь, в этом несчастном провинциальном городе, оказавшемся в центре грозных событий, которые никто не мог предугадать.

Да и как это сделать, если вмешались особые силы? Не магические, нет. Хотя лучше бы они, хоть какое-то облегчение. Мол, во всём волшебство виновато. На самом деле всё совершенно иначе. Намного трагичнее, поскольку никто не знает, как быть дальше. Кого ни спроси – руками разводят и плечами пожимают. С подобным прежде не сталкивались даже самые опытные бойцы. Когда в глазах таких людей видишь растерянность, становится ещё страшнее, чем во время обстрела.

Над нами плывут низкие тяжелые облака. Так близко, что кажется: вот руку протяни, и она погрузится в густое водяное марево. Когда солнце окончательно скрывается, облака превращаются в черные клубы, напоминающие дым. Они так плотно лезут одно за другим, что ни звёзд не видно, ни луны. Становится прохладнее с каждой минутой. Лежать на гудроне то ещё удовольствие. Но никуда не денешься. Здесь, на крыше, матрасов никто не приготовил.

В городе где-то идет стрельба, слышна трель автоматов, гулкое уханье пушек. Пару раз бахнуло и взорвалось – узнаю РПГ. Ещё слышны хлопки, – это подствольные гранаты или обычные, издалека не разобрать. Главное – тут пока тихо, никто не стреляет. Это значит, у нас есть время отдохнуть, подумать. Дождаться, наконец, решения командира. Я думала, что на войне всё очень быстро. Оказалось совсем наоборот. Минуты яростных схваток, а потом долгие часы ожидания.

Мы с Митей уже неделю на войне, и вот же парадокс. Если время в течение дня или ночи тянется порой медленно, то в целом летит быстро. Сутки за трое обычной армейской службы. Хотя о чем я? У меня на этот счет мнение дилетантки. Не успела я много пробыть в той части, откуда сюда рванула. Но зато здесь всего за неделю довольно быстро научились отличать по звуку один вид стрелкового или тяжелого вооружения от другого, покрупнее и разрушительнее.

У меня даже своя философия появилась. Может, она глупая и женская, но зато моя. Вот пуля, например. Она ведь что? Если пистолетная, небольшого калибра, то «шкурку продырявит», как у нас тут пошутить любят некоторые. Автоматная – эта, конечно, в теле бед наделать может куда покрупнее. Особенно если попадётся какой-нибудь урод, который надыбал разрывных и шмаляет ими, как хочет. Пулеметная пуля натворит ещё больше. Но от них ещё укрыться можно, спрятаться. Постараться, по крайней мере. Вот если миномет бьет или пушка, и того хуже ракета или снаряд, не говоря об авиабомбе, – тут можно всем подразделением прилечь и не подняться.