Так же аккуратно, не спеша, сходим вниз. Митя проверяет, всё ли в порядке снаружи, связывается с Боцманом. Узнает, что всё тихо. Выходим из подъезда и через полсотни метров встречаем прикрывающих. Идем дальше, они замыкают нашу маленькую колонну. У меня к концу пути ощущение такое, что я на собственной спине тащу раненного «языка». Он не крупный, слава Богу, но все-таки мужчина. Ему на вид лет двадцать пять, обросшее жесткой щетиной лицо. Глаза смертельно напуганные, но держится в целом.

Через полчаса мы в «нашем» доме. Передаем пленного и ноутбук командиру, докладываем, как всё прошло. Грач нас отпускает. Говорит, что до утра можем отдыхать. Дальше они с Боцманом сами с вражеским бойцом по душам поговорят. Насколько нам в роте известно, Боцман большой умелец развязывать языки. Такие методы знает, от которых даже самый упрямый запоёт, словно Пласидо Доминго на сцене Лос-Анджелесской оперы. Не скрою: люблю красивые мужские голоса. Оперные прежде всего. Вот Боцман – ему другие голоса нравятся. Искренние. Так что пленнику придётся таким стать. Даже помимо воли.

Мы возвращаемся в «свою» квартиру. Дверь снова приставляем и заваливаем мебелью, но теперь так устали, что поскорее хочется завалиться спать. Но прежде нужно привести себя в порядок. Митя говорит так: человек на войне, если не станет за собой следить, быстро превратится в труп. Потому как сначала ты не умываешься, затем не моешься, а после теряешь интерес к деталям. Это верная дорога в морг.

Потому прихватили внизу пластиковую десятилитровую канистру с водой. Удивительно: электричества в городе нет, зато водопровод действует. Правда, только на первом этаже. Выше ей подняться напора не хватает. И на том спасибо. С крыши пятиэтажки виднеется старая водонапорная башня. Наши её захватили целой. Может, потому мы теперь и не как в пустыне.

Мы раздеваемся. Из всего, что у нас в ассортименте для наведения чистоты – пара кусков мыла, есть ещё упаковки влажных салфеток, но их надо экономить. Я набираю воду в кастрюлю, обнаруженную на кухне, грею её на костерке, потом разбавляю холодной в тазике для белья. Митя забирается в ванную, и я поливаю на него, помогая мыться. Он бодро фыркает, поскольку водичка-то не слишком горячая. Но другой нет, а эту греть особенно и не на чем. Да мы и привыкли уже. Обстановочка та ещё. Даже тот факт, что простужены оба, уже отошел на задний план. Нет времени раскисать.

С удовольствием помогаю Мите потереть его мощную спину. Провожу по ней куском мыла и следом – ладонью, растирая грязь и пот. Я не брезглива, тем более когда речь идет о моем любимом человеке. Потому даже исходящие от него запахи мужского тела на меня не производят впечатления. Они в некотором роде приятны. Ведь так пахнет МОЙ Митя. Потом меняемся местами, надеваем чистое исподнее, а старое стираем и развешиваем на бельевой веревке над ванной.

Дальше силы наши кончились. Как следует вытершись (спасибо людям, которые здесь жили когда-то и имели целый набор махровых полотенец), укладываемся в коридорчике. Сюда, по крайней мере, ни пуля, ни осколок не залетят. Митя ложится позади меня, и я прижимаюсь к нему спиной. Во мне витает маленькая надежда, что у моего командира ночью появятся силы, чтобы сделать обоим приятное. Война войной, однако любовь даже посреди этого кошмара никто не отменял. Да и кто сказал, что она расслабляет бойцов? Нас, например, делает только сильнее.

7. Глава 7

Пяти минут не проходит, как слышу – Митя уже сопит. Он вообще уникальный. Отключаться умеет в любом положении. Мне кажется, даже стоя. Только дадут команду, и уже третий сон смотрит. Я не такая. Мне сначала надо подумать о чем-нибудь. Вот лежу, согреваясь его теплом, и вспоминаю, как тот человек, который раскидал моих обидчиков, протянул мне руку. Я ухватилась и сильным движением была поставлена на ноги. Стою, утираю разбитые нос и губы платочком, извлеченным из сумочки. В глазах по-прежнему стоит туман, голова кружится. Крепко меня поколотили. А самое обидное – за что?! Я же ничего плохого им не сделала!