Петр Степанович прохаживался на центральной дорожке старого кладбища. Совсем небольшое, оно располагалось на окраине города. Рядом с дорогой, по которой практически безостановочно, невзирая на время суток, неслись машины. Но привычный шум города сюда не проникал. Возможно, благодаря огромным старым деревьям, густая крона которых неохотно пропускала солнечные лучи, создавая вечную полутень.

Да, Вселенная его не услышала. Желание провести один день просто в кабинете в здании Следственного комитета, над бумагами – не сбылось совсем. Он даже не успел дойти до двери, когда ему сообщили о машине и о новом деле.

Три трупа. На кладбище. С признаками насильственной смерти.

Сейчас их уже упаковывали. И он отошел сюда, подальше от толпы, чтобы «переварить» полученную информацию.

Девушка в ярком синем совершенно легком бальном платье. С голыми руками, спиной и глубоким декольте. Ее должно было трясти как осиновый лист, пока она добиралась сюда, к месту своего убийства.

Жутко обгоревший труп мужчины рядом с лопатой. Народ около нее ходил на цыпочках, опасаясь, что орудие убийства вот-вот рухнет, не дав специалистам завершить свое дело.

И чуть дальше труп местного сторожа. С огромной дырой на затылке. Собственно, его напарник, явившийся утром на работу, и обнаружил всю эту компанию, отправившись на поиски сменщика.

Теперь он угрюмо стоял на одной из боковых дорожек, переминаясь с ноги на ногу. Странно, но с первых минут он проявлял беспокойство только об одном человеке. О жене убитого сторожа. На все вопросы сменщик отвечал коротко, толково и без привычных эмоций человека, внезапно столкнувшегося с последствиями неестественной смерти. Да, все-таки любая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Его не трогал вид трупов, факт их убийства, он бормотал о той самой Марии Владимировне, любимой и любящей жене, которой надо было как-то сообщить об ужасном происшествии – смерти дорогого супруга.

Петр Степанович остановился. В кармане зажужжал телефон.

Он снял трубку. И несколько секунд просто слушал.

– Пошли ее к чертовой матери! – произнес он своим обычным тоном. – Сегодня мне ну совсем не до нее. Пусть приходит завтра.

Засунув телефон в карман, он двинулся обратно, к людям. Маленькое совещание с самим собой закончилось.

Следственный комитет, а именно здесь в ближайшие две недели Жене предстояло провести время, располагался в старинном здании, в дореволюционном двухэтажном особняке каких-то господ. Помпезное внешне, внутри – многократно переделанное – оно уже воспринималось убого. Шикарной по-прежнему была только лестница, ведущая на второй этаж. Видимо до нее руки мастеров нынешнего столетия еще не дошли и поэтому ничего не сломали.

Скрипучие полы, покрытые линолеумом. Серые офисные стулья и кресла в узких неудобных коридорчиках. Огромные окна с широкими подоконниками, заставленные цветами. Высокие двери и потолки. Роскошь прошлого и чрезмерная сдержанность настоящего сочетались друг с другом просто отвратительно.

Женя сидела на стуле около кабинета человека, который значился в ее путевке руководителем практики. Здесь было как-то по-особому тихо и неуютно. Дверь располагалась в нише в самом дальнем углу коридора и все звуки глохли, даже не успевая сюда долететь. По-умному она должна уже давно начать разыскивать нужного ей следователя. Но девушка высиживала время намеренно, чтобы скрыть свое опоздание и создать образ скромницы, которая терпеливо ждет на месте.

Ее одиночество было не столь долгим и томительным. Минут через двадцать по направлению к ней зацокали чьи-то каблуки и возникла женщина. В форменной одежде с ярко накрашенным лицом. Она по-хозяйски осмотрела Женю, поджала губы, явно ожидая объяснения. Но девушка упорно молчала. Затем в руках дамы возник телефон.