– Вот чёрт! Действительно, пулемёт в порядке. Даже смазан… Откуда он у вас? Ну-ка, докладывай – где стащили?

– Ничего мы не стаскивали, скажешь тоже: что мы – воры, что ли? Мы его на складе взяли.

– А разве склад не охраняется? – не поверил папа.

– Охраняется. И часовой стоит. Только мы знаем одну маленькую дверку – она не запертая и часового возле неё нету совсем.

– Ну, ребята, вы даёте… А зачем стрелять-то? Подрались на кулачках, да и ладно. Из пулемёта ведь и убить можно. Вы хоть это понимаете?

– Понимаем. Но они же фашисты, фрицы эти, и, вон, Петьку поранили до крови, – вмешался в разговор Сёмка..

– Ой, – оторопело вскрикнул папа, – откуда негритёнок у вас, пацаны? Из американской армии сбежал? На кого похож, милый?.. Да какие же они фашисты? Они мальчишки вроде вас. Им вы тоже, небось, кровянку пустили. Так и они вас поубивать должны?

– Должны, пап, не должны, а миномёт, вон, припёрли – погляди-ка на него.

Отец поглядел. Немецкий миномёт валялся на том же месте.

То, что и нас тоже могут убить, нам в голову почему-то не приходило… В кинофильмах убитыми оказывались преимущественно немцы. Вдоль дорог иногда встречались валяющиеся трупы, но и они тоже были немецкими. Из этого следовал вполне «логичный» вывод: если мы их победили, то и мёртвыми могут быть только они. А точнее – мы никаких выводов ни из чего не делали, потому что ни о каких убийствах и не думали. Просто хотели пострелять по «фрицам». Они все, от мала до велика и не взирая на пол, были «фрицами». Правда, чего греха таить, в воображении своём мы видели, как падают под пулями наши противники… Воображением всё и окончилось. Пули остались в патронах, обе стороны – в живых и относительно невредимых. Нас развели в разные стороны. Никогда позже во все годы в Германии никто из нас в дипломатические контакты с немецкими сверстниками не входил. Особых драк не случалось, но и дружбы не водилось никакой. Мы считали немцев врагами вплоть до возвращения на родину. Да и сейчас, когда и прежние страсти давно улеглись, и враждебное настроение растворилось во времени, а всё же при словах Германия, немец, фашист в подспудной глубине души ржавой, но всё ещё колючей проволокой шевелится неприязненная память… Да как ей и не шевелиться.

Полвека спустя, Стасик, уже Станислав Николаевич, уже начальник управления по делам молодёжи при районной администрации, при встрече с делегацией немецких деятелей молодёжной политики задаст вполне естественный, для него, вопрос: «А какая у вас ведётся патриотическая работа с молодёжью?» Формула вопроса вызвала искреннее недоумение немце – немцы не поняли. Не перевод оказался непонятным, а сама суть вопроса. Пришлось разъяснить на примере наших усилий сохранить в памяти потомков все ужасы прошедшей войны и подвиги наших солдат. Разобравшись что к чему, глава делегации мгновенно, решительно и даже резко среагировал: нет у нас никакой такой патриотической работы, быть не может и не должно. «Зачем?» – спросил он недоумённо: – «Ведь война давно окончилась. Мы живём мирной жизнью и не хотим больше никаких войн…» Продолжать эту тему немец больше не захотел. А Станиславу Николаевичу подумалось, что Гитлер именно на патриотические чувства опираясь, как на надёжную опору, и поднялся к власти вполне законным и мирным путём, под восторженные вопли осчастливленных соотечественников… Искренне ли говорил тот лидер германской молодёжной политики? Может быть, он воспринял вопрос как провокацию? Ведь не так уж и давно в нашей стране всерьёз говорилось о реваншистских поползновениях Западной Германии… Заподозрить мог немец: скажи он, что у них тоже ведётся патриотическая работа на примере… А вот на каком примере, если Германия в XX веке вела только захватнические войны? Нет уж, лучше сказать, что нет там у них никакой патриотических поползновений. Да им и похвастаться нечем для поднятия патриотического духа – не хватило его у них для победы. Концлагеря, газовые камеры, миллионы убитых и тысячи разрушенных городов в начатой Германией мировой войне – слабенький повод для патриотизма. Вот если бы они победили…