«Бог с ней, с этой дрыной, – подумал я. – Мне теперь нужно заниматься не ею, а убиенным Грабовым. Интересно вот только, убиенным невинно или винно?..»

Без пятнадцати девять я спустился вниз. Осимовский «штатский» продолжал нагружаться баночным кофе, только теперь это был не давешний золотистый «кириновский» «Босс», а темно-синяя «Джорджия». Подле него лежал изрядно помятый утренний номер газеты «Хоккайдо», на который, видимо, его глаза уже не смотрели, поскольку за три часа утренних бдений он был прочитан от корки до корки. Я перехватил его пытливый взгляд, улыбнулся и протянул администратору ключи.

– Здорово! – раздалось у меня за спиной.

Я обернулся. Ганин уже переоделся в легкие брюки кофейного оттенка, такого же цвета рыбацкую жилетку со множеством карманчиков и черную футболку. В руке он держал золотистый спиннинг. Гармонию его респектабельного внешнего вида нарушала дурацкая красно-белая бейсбольная кепка с буквой «С» в горизонтальном ромбе, в которой он время от времени появляется перед моими светлыми очами в Саппоро и его окрестностях.

– А, здорово-здорово! На рыбалку собрался?

– А чего мне теперь делать-то? Твои ребята вот спиннинг привезли – пойду возьму напрокат тачку на пару дней и поеду к волнолому.

– Лентяй ты, Ганин!

– В смысле?

– До волнолома отсюда десять минут ходьбы, а ты – «тачку напрокат»!

– И ты мне это говоришь?

– В смысле?

– Да ладно тебе, Такуя! Будто я не знаю, что ты сам без машины двух шагов пройти не можешь!

И ведь прав, как всегда, подлец! Опять прав, как давеча на вокзале, когда мне до зарезу хотелось увидеть девицу с тележкой. Вернее, без тележки – зачем мне эта тележка? Глубок и хитер этот Ганин! Наблюдателен и проницателен! Впрочем, иначе я бы с ним и не дружил. Вон, семнадцать «братишек» сейчас с похмелья на «Пионере Сахалина» мучаются, проспятся – будут похмеляться и заодно капитана своего, кормильца, поминать теплой «Кубанской» и холодным рассолом. Ну не с ними же мне дружбу водить! А с Ганиным интересно, поэтому я ему все подначки и подколки прощаю. А он, соответственно, мне.

– Не бурчи! Езжай за своей рыбой! Я в «триста двенадцатом», так что вечерком давай созвонимся.

– До вечера не появишься?

– Вряд ли.

– А что с этим капитаном? Его правда убили?

– Отравили. Или сам отравился, пока непонятно. Я сейчас туда еду.

– Туда – это куда?

– В «Кани Уарудо», где это стряслось.

– В кабак, что ли? Ну-ну… Ты фигню-то эту по телику видел?

– Какую фигню?

– Ну ради которой ты сюда приперся. Нашу фигню.

– Я сюда не за фигней вашей приехал, а вашего моряка выпроваживать, чтобы в следующий раз с бумагой приехал, как у людей полагается. Мне до этой фигни дела нет.

– Ага, нет, конечно…

– Не веришь – не надо… А ты, случайно, не разобрал, чего на ней написано? А то по телику так быстро показали, что я не успел прочитать.

– Разобрал, конечно, чего там разбирать…

– И что на ней написано?

– Вечером пивка выпьем, и я тебе скажу.

Мне опять захотелось врезать этому самодовольному сэнсэю в район нижних зубов, но тут между нами возник знакомый водитель.

– Господин майор, я за вами. Осима-сан уже ждет.

– Да-да, поехали. А ты, Ганин, лови рыбу и готовь перевод в двух экземплярах.

– Давай-давай, Шерлок Холмс! За мной не залежится!

На выходе я обернулся к страдающему от безделья и безлюдья фанату кофе из автоматов в штатском и подмигнул ему левым глазом. Тот дернулся, оторвал от газеты уголок, скатал из него шарик и запихнул его в рот. Мусоля его во рту, он ловко свернул газету в трубку, поднес ее к губам и выстрелил в меня бумажным шариком. Я инстинктивно отпрянул в сторону, и тугой влажный комочек смачно чмокнул в щеку моего водителя.