– Да. – Теперь Настя улыбалась. Она прекрасно знала, что Денис скажет дальше, но ей так нравились эти слова, что она готова была слушать их снова и снова.

– Будем изо дня в день есть за одним столом, спать в одной кровати, изредка отдыхать на море, и может быть даже сажать овощи у бабули на огороде?

– Да.

– Ну и…? Объясни мне, пожалуйста, как мы будем это делать, если ты собираешься прятаться от моих друзей и родственников? Или ты предлагаешь забраться в глубокую тайгу, туда, куда не ступала нога человека, выстроить кособокую избушку, и жить, скрываясь от людей, до самой смерти? В общем, жить долго и счастливо, и умереть в один день, но так, чтобы этого никто не увидел, и никто об этом не узнал?

– Нет, – засмеялась Настя, – этого я не хочу.

– Ну, тогда ответь, почему ты всегда сопротивляешься? Даже тогда, когда я тебе предлагаю не нечто безумное, а довольно здравомысленные, разумные вещи? – Денис вопросительно смотрел на девушку, хотя в тусклом свете фонарей разглядеть выражение её лица было практически невозможно.

Настя взяла парня под руку, и крепко прижалась щекой к его предплечью. Ей уже не хотелось ничего говорить. В поле зрения появилась её родная многоэтажка, и ей хотелось насладиться последними совместными минутами счастья, а не вести, хоть и приятные, но бесполезные споры.

– Эх ты, Лисёнок. – Тихо прошептал Денис, понимая, что снова доказал свою правоту не только ей, но и что более важно, себе самому.

Последние метры они так и прошли, прижавшись друг к другу в нежных полуобъятиях. У подъезда они постояли несколько минут держась за руки, и доверчиво глядя друг другу в глаза. Первым не выдержал Денис. Он крепко, чуть не до хруста, прижал девушку к груди.

– Мой маленький Лисёнок. – Прошептал он ей на ухо. – Только мой.

Девушка буквально млела от его объятий, но, в то же время, на душе остался какой-то неприятный осадок. На один вечер попав в семью Дениса, она словно побывала в сказке, где золушка непременно превращается в принцессу, а добро всегда побеждает зло. Это составляло очень большой контраст с вечерами, которые она проводила в своей родной квартире с вечно пьяной матерью. От этих мыслей стало только хуже. Не желая уходить, но понимая, что это неизбежно, она почувствовала, как в глазах, против её воли, начали закипать злые слёзы. Уходить нужно было срочно, пока Денис не заметил её состояние, и не начал расспрашивать о причинах. Она легонько отстранилась, стараясь не поднимать лица, и не смотреть на Дениса.

– Ладно, я побежала, – тихо сказала она, – а то спать хочется ужасно.

Быстро, чтобы не разреветься, она развернулась, и шмыгнула в подъезд, успев услышать прощальное:

– Пока, Лисёнок! Сладких снов!

Денис так ничего и не заметил. Когда девушка убежала, он деловито бросил взгляд на свои наручные часы. Поняв, что новый день уже начался, и спать ему осталось всего ничего, он также быстро, как и Настя (только совсем по другим причинам), отправился домой.

Настя стояла в подъезде, прижавшись спиной к холодной стене, закрыв глаза, и прислушиваясь к уличным ночным шумам. Как бы тихо она не стояла, ей так и не удалось ничего услышать. Хоть она этого и опасалась, но Денис за ней не пошёл, так что оставалось надеяться, что он не заметил резкого изменения её настроения.

Когда сердцебиение немного успокоилось, а в ушах перестало стучать, как в напольных старинных часах, она отлепилась от стенки и отправилась в родную квартиру, автоматически пересчитывая опостылевшие грязные ступеньки. Вставив ключ в скважину, она тихо, стараясь не издать ни малейшего звука, повернула его, и открыла хлипкую дверь. Её встретили раскаты громового храпа, только чудом не проникавшие сквозь тонкие стены на лестничную клетку. Но для неё эти звуки были сладкой музыкой. Мать крепко спала, а значит она не полезет драться, требуя принести ещё выпивки. И что самое обидное – она никогда не принимала никаких оправданий. Если ей требовалась водка, то её нужно было принести немедленно, и не важно как, и откуда. Стоило сказать хоть слово о позднем времени или отсутствии денег, то тумаки начинали сыпаться с удвоенной энергией. При этом мать громко выкрикивала такие эпитеты, как «шлюха, проститутка и шалава подзаборная; шляется незнамо где целый день, а она, умирать будет, и стакана воды подать некому».