Но у георгианского священника были и другие источники дохода. Когда в 1768 году Остины перебирались в Стивентон, окрестные луга и пашни привлекали их не меньше, чем дом. Стивентонский приход имел три мили в длину и три четверти мили в ширину. Пасторат включал в себя дом и три акра «церковной» земли, урожай с которой целиком поступал священнику. Прежние общинные поля Стивентона были «огорожены» и превращены в крупные частные фермы, что избавляло Джорджа от тягостной необходимости взимать повинность с каждой отдельной семьи. Он просто забирал 10 процентов с денежной прибыли соседей-фермеров. Тот факт, что он получал свою долю непосредственно из рук в руки, а не через землевладельца, несколько повышал статус мистера Остина. Однако сама десятинная система ставила его «хлеба» в прямую зависимость от «хлебов» земли.

«Огораживание» и колоссальная ломка сельского уклада георгианской Англии, кого-то обогатившие, а кого-то разорившие, будут присутствовать потом в романах Джейн – пусть неявно, но ощутимо. В ее произведениях все великие драмы той эпохи – Французская революция, промышленная и аграрная революции – разыгрываются за сценой. Взамен она показывает нам те неуловимые перемены, которые произошли под их влиянием в сердцах, умах и распорядке жизни обычных людей.

В стивентонском приходе, где предстояло родиться Джейн, числилось всего тридцать дворов. Если полагаться на свидетельство одного из предшественников мистера Остина, с тамошней паствой особых хлопот не предвиделось, так как в Стивентоне не было ни папистов, ни диссидентов, ни каких-либо «сквайров, эсквайров или вообще важных персон». Крестьяне растили репу и фасоль, а крестьянки работали дома – пряли лен или шерсть овец, бродивших по хэмпширским холмам. Порой они выходили окучивать репу. По рассказам одного путешественника, хэмпширские крестьянки были «стройные, светловолосые, круглолицые, розовощекие и необычайно веселые». При виде незнакомца они «все уставились на меня, а в ответ на мою улыбку так и покатились со смеху…».

Но чаще всего им было не до смеха. Тот путешественник, писатель Уильям Коббет, никогда не видел «более холмистой местности» и ни в одном другом уголке Англии не встречал «более обездоленных трудяг, чем здесь…». Плуг, отменно пахавший в Суффолке, «нипочем не брал окаменелую почву вокруг Стивентона…». Среди этой нищеты и невежества многие молодые священники, попавшие, как и мистер Остин, из Оксфорда в Хэмпшир, мучительно страдали от непривычно тяжелых условий жизни и от одиночества. Так, молодой священник в ближайшем Даммере «променял бы целый мир на кого-нибудь из оксфордских друзей и тосковал по ним, словно голубь».

Дома в Стивентоне стояли вразброс, «каждый при своем саде». Пообщаться и посудачить люди собирались у старого клена на деревенской поляне. Дом священника, в соответствии с более высоким положением его обитателей, замыкал деревню, располагаясь на перекрестке Церковного спуска и Лягушачьего заулка. Сегодня там совершенно безлюдно: все селение, как и дом священника, давно стерто с лица земли.

Пасторат лежал «в неглубокой низине, окруженной травянистыми склонами с россыпью вязов». Увы, на дне такой чаши было не избежать подтоплений. У Коббета хэмпширский пейзаж выглядит почти зловещим, даже в августе: «облака идут и наползают на холмы, оседают влагой и утекают, потом опять выбиваются на поверхность ключами, которые превращаются в реки». Так что в 1768 году повозка Остинов остановилась перед зданием столь же сырым, сколь и внушительным.

Обнаружены следы того, что на месте пастората еще в четырнадцатом веке существовало жилье. Однако центральная часть строения датировалась концом семнадцатого века, когда оно представляло собой «две клети» с погребом. Хотя в 1768 году пасторский дом подновлялся, это было не слишком основательное сооружение из смеси местных материалов: «кирпича, облицованного кирпичной же плиткой, за исключением южной стены, крытой штукатуркой и шифером». О тонкой отделке вообще речи не шло. «Стыки стен и потолков не украшали карнизы», «балки, державшие на себе верхние этажи, вторгались в нижние комнаты во всей своей нагой простоте, прикрытые лишь чахлым слоем краски или побелки». Окна были старомодные, с мелкими переплетами, кроме одного «эркера-нашлепки» (какие терпеть не мог генерал Тилни в «Нортенгерском аббатстве»), приделанного к заднему фасаду. Поскольку владелец дома мистер Томас Найт не жил в нем и не получал с него арендной платы, а Джордж Остин предполагал жить в нем временно, пока служит приходским священником, ни у кого не возникало побуждения наводить там лоск.