– Вот так, Боря, – сказал наш герой. – Строишь людям забор, а потом оказывается, что от самого себя строил.

Ване стало интересно, что это за гости такие, с которыми за один стол нельзя сесть. Он развернулся, пролез через дыру в заборе и пробежал вдоль яблонь под окна главной комнаты. Пытаясь не шуметь, он подтянулся на руках и заглянул в дом.

Белая скатерть, мясо, калачи, бутылка высокая (не водка, вино). Рита сидит спиной, а напротив кто? Ваня присмотрелся… и открыл рот.

Это был Жора, или как его называли в деревне за важность – Жорж. Такой себе персонаж: грубый лицом, темноволосый, один раз даже собаку избил. Товарищ детства. «Другом» – язык не повернется назвать. Четыре года назад Жора уехал в город и забыл всю деревню. О нём тоже никто не вспоминал. Разве что родная бабушка, может быть Рита.

«Объявился, – подумал Ваня. – Да ещё и на машине такой. И правда Жорж».

Он слез с окна, хлопнул как следует воротами и побрёл домой.

***

Прошёл день.

Ваня, как и обещал, покрасил забор в красный цвет, но что-то показалось ему слишком «по-деревенски»; поэтому он схватил другую банку и испачкал забор чёрными пятнами. «Вот он я, – решил наш герой. – Клякса ненужная».

Вечером он вернулся в сарай. Ваня видел тот же холст, те же розовые краски заката и леса, но видел только глазами. «Лучше дров наколоть, – решил он. – И прибраться здесь».

Он поставил полено, взял топор, замахнулся… и замер, потому что на холсте опять показалась Рита. Она подошла ближе, встала напротив.

Молчали минут пять.

– Иван, – сказала наконец. – Ты ведь знаешь, что я его ждать обещала?

Ваня отвернулся к полену. Он знал.

– Жора обещал приехать, – продолжала она. – И приехал… За мной.

– Хорош он обещать! – вырвалось у Вани. – Бабушку родную за четыре года не навестил. Ни письма, ни звонка… Она его похоронила! А ты…

– Он работал.

– Как же.

– Вань.

– Что?

– Успокойся.

У него даже кулак посинел, так сильно сжимал топор.

– Ты его любишь? – спросил строго.

Другая бы дважды подумала, прежде чем отвечать, отошла бы, спряталось хоть. А Рита стоит. Риту если ударить топором, то скорее топор в щепки разлетится.

– Ты его любишь? – повторил.

– А это тут причём?

– Ты!.. – он покраснел от волнения. – Дура что ли?

– Не смей.

– Ещё как посмею…

– Молчи. Я обещала.

Ваня швырнул топор в стенку и заходил из угла в угол.

– Раз ты обещала, – метался он зверем. – Раз обещала! Зачем тогда мы здесь по ночам…

Герой наш встретил холодные глаза Риты, и щеки его вспыхнули от стыда. «Дурак, – подумал он и отвернулся. – Молчи лучше».

– Завтра вечером мы уедем, – продолжила Рита спокойно. – Надолго…

– Навсегда.

– Может быть, – она обхватила его сзади, прижалась к спине. – Может и навсегда…

Ваня был сильным от природы. Он мог так закрутить пробку на бутылке, что её не каждый мужик бы открыл, он мог поднять теленка и пройтись с ним всю деревню. И всё же, если бы Ваня захотел отнять тонкие ручки Риты, ничего бы не вышло.

– Вань, а помнишь, ты про самоубийство вчера говорил?

– Помню, – ответил тихо.

– Я раньше не думала об этом, а вот сегодня, пока шла к тебе, десять раз про веревку вспомнила.

– Нельзя! И Словецкий ведь писал, что грех…

– Знаю.

Пока они стояли в обнимку, розовый закат сменился тёмным небом, проступили звёзды. У них случился разговор, который лучше всего понимается молчанием. И Ваня его понял.

– Мне пора, – шепнула Рита. – Я обещала.

Герой наш закрыл глаза и представил, что Рита с ним, сзади, всё ещё обнимает. Он вдохнул медовый запах волос, взял её за руку, подтянул ближе, к губам… поцеловать не успел – звон калитки вернул его на землю. Ваня проверил, не спряталась ли Рита где-нибудь за сеном, за ящиками, за бочкой? Нет, не спряталась. Поэтому он закрыл сарай, и, бормоча что-то под нос, вернулся в дом.