Таня остановилась возле магазина. В свете лампы над входом блестела шерсть кота, сидевшего на крыльце и вальяжно жевавшего сосиску. На балконе квартиры, располагавшейся над магазином, курил оплывший мужик, чем-то похожий на Броскова. Мимо прошла старуха, цыкая зубом. Снег запал за воротник.

«Как же погано», – подумала Таня.

А снег был такой чистый, кот такой довольный и старуха такая милейшая и безобидная, что очень хотелось плакать.

От станции пришлось ехать на автобусе. Душный, с мутными, обсыпанными желто-зеленой пыльцой стеклами, он пошатываясь ехал по плавящемуся асфальту дороги. Никита постарался перехватить свои сумки так, чтобы никого не задеть, в особенности дородную даму, расположившуюся возле него.

Никите Березову было двадцать семь. Он был модным художником, хотя и выглядел несколько не соответствующе – коренастый, широкоплечий, с маленькими карими глазами, бородой и растрепанными после долгой поездки темными волосами. Он одевался даже не винтажно, а просто старомодно. Под ногтями у него почти всегда каким-то неясным ему самому образом скапливался акрил, и при разговоре с кем-либо он, сам порою того не замечая, пытался выковырять его ногтем большого пальца.

Скоро в Москве у него открывалась новая выставка, к которой Никите полагалось) готовиться. Однако, когда ему оставалось нарисовать еще около десятка картин, вдохновение, как назло, скрылось в неизвестном направлении. Отказавшись от поисков беглеца, Никита отправился по вечеринкам и чужим выставкам, не продвинувшись за почти два месяца ни на движение кисточки. И в один день Березов принял единственное, как ему казалось, решение – собрал вещи и уехал в деревню, в дом тети и бабушки. Обычно бабушка жила там круглый год, а тетя все лето, но не так давно у бабушки был обширный инфаркт, и в ближайшее время дамы загород не собирались.

Дом почти не изменился с детских лет Никиты. Только сад весь зарос недружелюбно настроенными неразлучными подругами – малиной и крапивой, а теплица теперь стояла разбитая и разрушенная, но, кажется, весьма собой довольная. Двухэтажный дом, с большой закрытой террасой, деревянными резными украшениями и окнами от потолка до пола на втором этаже. Внутри дома все дышало холодом и сыростью, и Березов, бережно ступая по выцветшим доскам пола, вспомнил, как весной приезжали на дачу впервые за сезон и как все точно так же пахло. Еще он вспомнил – когда приезжали, сразу садились пить чай с творогом, сметаной и сахаром. А у него с собой только всякие пакетики с едой быстрого приготовления, чтобы надолго не отвлекаться от искусства. Бабушка была бы недовольна.

На втором этаже и планировал устроить свою мастерскую Березов. Здесь он прислонил к пыльным шкафам тубусы, нечаянно что-то задел и поднял вихрь пыльных хлопьев. Пришлось закашляться и открыть окно. Потом он, повинуясь порыву души, лег на пол, и сквозь майку почувствовал приятный холод, шедший от досок. За лесом прошла электричка, и пол слегка задрожал. В голове приятно гудело.

Настойчиво запиликал в кармане телефон. Он посмотрел на загоревшийся экран. Саша. Выяснять отношения сейчас хотелось меньше всего, и он сбросил звонок. Потом разберется.

– Надежда Лексевна, приехали?

Надеждой Алексеевной звали бабушку Никиты. Березов безрадостно потянулся, поднялся и высунулся в окно.

Под забором стоял среднего роста мужичок, в бежевой кепке и старой клетчатой рубашке. На его морщинистом лице выделялись большой широкий нос и интеллигентно-тоскливые глаза. Рядом с ним послушно сидел черный королевский пудель, вальяжно выкусывающий что-то у себя на лапе. Никита без труда узнал в нем соседа, Ивана Михайловича Сапожникова. Сапожников и его жена часто заходили к бабушке с дедушкой выпить чаю, а когда дедушки не стало Иван Михайлович помогал бабушке с тяжелой работой по дому – нарубить дрова, починить крыльцо, спилить ветки яблонь.