«Будет нам и музыка, будет и оркестр».

Наташа вернулась, дозвонившись.

«Нас так мало осталось – давайте встретимся через год», – пробурчал Николай, затянувшись.

«Напитков хватит. Мангал у меня тоже есть. Соберемся, хоть на несколько дней», – Саша гостеприимно подал вперед руки к ветвистым вишням и черешням, яблоням и грушам, травянистой лужайке с качающимся гамаком.

«Заляжем за матрацы», – сказал, цитируя. И добавил на всякий случай: – «В обороне».

«Нет. На матрасы без меня», – сказала Наташа покосилась взглядом и сжалась в плечах. Испуг отразился на лице. Ее совсем не стало видно, только оригинальный аромат секси обволок коконом пространство.

Ответить или оставить как есть? Подумал, в порыве изложения смысла, превратно истолкованного из классики, засомневался, что будет уличен в примитивизме субъективного познания, раз и навсегда падет на глазах в плоскую пустынную безжизненность, – и оставил без ответа.

«Я поеду, пожалуй. Поздно уже».

«Я провожу. До остановки». Он сделал к ней шаг, отодвигаясь от Николая.

Она почти отскочила. Взгляд брызнул испугом.

«Я такси заказала».

«Неважно. Сейчас неспокойно».

«Я тебя боюсь».

«Не того боишься, Наташа».

«Не того». Снова повторил он.

Она задержала взгляд, стараясь прочесть нечто в его глазах, – словно стараясь. Так они смотрели в глаза друг друга, а мужчины на них.

«Ты не был таким в классе».

Мы все не были такими. Казалось, что не были, потому что видели мир детскими глазами и не знали, кто мы есть. Вот и Коля не был, гонял в футбол и еще там во что со всеми, и даже тискал девчонок на последней парте, тех, которые уже не могли скрыть эти половые признаки, раннего созревания, тогда как остальные могли продолжать носить свои белые и черные фартушки без выточек, а на уроке играл в «очко» на деньги на каком-нибудь учебнике между сиденьями, пока не стал начальником участка на производстве у главного инвестора, заместителем директора по какой-товой части, в то время когда Кося сначала тоже не был таким, пока он готовился к вступительным экзаменам в универ, а просто виделся иногда с его Таней, которая всё еще как будто желала, хотя уже и не так экзальтированно, впрочем, как и он, и они, удовлетворенные обоюдным юношеским порывом, продолжали играть во взрослую любовь, подпитывая собственные чувства, поддерживая химическую реакцию для будущих ощущений. Знал ли кто в классе об этой комбинации? – нет, пожалуй, ибо многие тайны появлялись на свет уже много позже, когда и альбомы выпускников едва ли возможно было найти в затхлом прошлом.

«Мы с Сашей проводим. И посадим в такси. Как знать, может, это последняя встреча для всех нас. Или не для всех».

Она как будто успокоилась и принялась собираться.

Или ненавижу. Но без любви. Не знаю, что это такое. Пожалуй, точно – из психоанализа, а не… и только про женщин. Он потянулся, приближаясь, потянул носом запах вокруг нее, но никакого бергамота не было, кроме сигарет и духов, почти неслышимых, но и не опасных.

«Мне тоже пора». Дернулся и Николай.

Телефон зарядился.

– Телефон зарядился, – а ты лежи, я тебе подам.

Женщина принесла телефон.

– Что там? – спросил он, прислушиваясь.

– Тяжко, но пока держатся. Но если надавят, снесут всю площадь. Никто не спасется.

Рядом заворочались. Забормотали. Женщина всё никак не уходила, переминалась с ноги на ногу.

– Ты пока без памяти лежал, тебе звонок был.

– Кто? – в виски ударило током.

– Жена. Я же не знала, что ты донецкий, думала – местный, приедет, успокоится.

– Успокоилась?

– Сейчас знаешь, сколько людей пропало и никаких известий? – Как всё началось? Моего сына два дня не было, телефон отключен. Что я пережила! Ты не знаешь.