– Это правда? – удивилась француженка. – Я не знала, что у Святослава такой замечательный брат.

– Святослав преувеличивает, я один из оппозиционеров. А кто главный в стране в этом качестве не ясно. Уж точно я на эту роль не тяну. Скорей всего такого человека, к большому сожалению, просто не существует.

– Как такое может быть? – недоумевающе посмотрела на него Соланж. – Если есть оппозиция, всегда должен быть тот, кто ее возглавляет. У нас всегда так.

– У вас, да, а у нас по-другому.

– Я все больше убеждаюсь, что в России все иначе, – сморщила лоб женщина. – Почему так? Я спрашивала у Святослава, но он не хочет отвечать. Может, это сделаете вы?

Братья переглянулись.

– Это не просто, мадам Соланж, – ответил Алексей. – Я должен подумать. Может быть, позже попытаюсь вам ответить. Мы привыкли к парадоксам своей страны. И когда иностранцы просят их объяснить, это вызывает затруднение.

– Может, достаточно говорить на эти темы, – вмешался в разговор Святослав. – Предлагаю выпить за встречу.

– Я только – за, – откликнулся Азаров.

– Тогда за нас!

Все трое чокнулись и выпили.

– Давайте сядем на этот диван, – предложила Соланж. – Я хочу вас, Алексей, кое о чем расспросить.

– Не сопротивляйся, она все равно не отстанет, – усмехнулся Святослав.

Все трое расположились на диване.

– Скажите, Алексей, это правда, что вы сидели в тюрьме? – спросила француженка.

– Несколько раз, – подтвердил Азаров. – Последний – совсем недавно. Целый месяц провел в камере на 10 человек. Нас там сидело пятнадцать.

– Разве такое может быть? – изумилась Соланж.

– В наших тюрьмах – это обычная практика.

– Где же вы спали?

– На топчане.

Соланж наморщила лоб.

– Что такое топчан? Я, наверное, это никогда не пойму. Ладно, спрошу о другом: за что вас посадили в тюрьму?

– За призыв выйти на митинг.

– И все?

– Да.

– Разве за это сажают?

– У нас сажают.

– Но выходить на митинг – это законное право любого гражданина.

– Если митинг против власти, он априори незаконный.

– Но зачем нужен митинг за власть? Это нелепо!

Мимо них с бокалом в руках проходил Михаил Ратманов.

– Соланж, а можно я задам от вашего имени этот вопрос моему брату. Он как раз работает в администрации президента. Михаил, можно тебя спросить?

Ратманов посмотрел на француженку, затем перевел взгляд на Азарова.

– Задавай, – без большого воодушевления согласился он.

– Наша французская гость интересуется: почему наша дорогая власть не разрешает митинги оппозиции? – спросил Алексей по-русски и тут же перевел вопрос на английский.

– Это неправда, мы разрешаем митинги оппозиции, – заявил Ратманов.

– Только за последние месяцы вы отклонили наши заявки на три митинга. А один грубо разогнали, арестовав десятки человек.

– Если разогнали, значит, митинг был незаконный.

– А он не может быть законным, если его не разрешают. Тогда любой митинг можно превратить в незаконный. И у вас нет никаких оснований его не разрешать, граждане своей страны имеют право собираться вместе и высказывать претензии к власти. Вплоть до ее отставки.

Азаров и Ратманов смотрели друг на друга, в их взглядах горела неприкрытая враждебность. Соланж с откровенным изумлением наблюдала за ними.

К ним поспешно подошел Герман Владимирович.

– Стоп, ребята, – сказал он, вставая между братьями. – Вам, как на ринги, лучше ненадолго разойтись. Не стоит продолжать разговор, если невозможно прийти к согласию. Когда я занимал должность вице-премьера, то старался придерживаться именно такой позиции. И это помогало. Иди, – слегка подтолкнул он Михаила Ратманова.

Михаил Ратманов недовольно отошел от них.

– Видите, мадам, какие у нас пылают тут страсти, – сказал Герман Владимирович. – Во Франции такое не наблюдается?