– А как же тогда любовь, кузен?

– Не смеши! Ну кто в наше время может позволить себе любовь? – рассуждал он, вальяжно растянувшись на диване в Комнате Искусств, где мы с ним частенько сидели по вечерам. Он запихивал в длинную полую трубочку бумажные катышки, которыми стрелял в бюст Цицерона, – Ты бы лучше сама присмотрелась к Пигмалиону.

Это было худшее предложение за всю мою жизнь.

– Я?! К Пигмалиону? – я даже вся сморщилась, представив, как стою в подвенечном платье, а кузен ведёт меня к алтарю, где меня ожидает этот, уж простите, недофрукт!

– Вообще-то я рассчитываю однажды выйти замуж за другого человека, – загадочно сказала я.

– Ну, как хочешь. Главное, потом не пожалей.

– Да уж не пожалею.

– Бинго! – радостно воскликнул кузен Фредерик, попав Цицерону прямо в глаз.

7

Вам, наверное, хочется узнать и обо мне.

Мне девятнадцать лет.

Я единственная дочь герцогов Абеляр, самых известных и почитаемых во всей Малой Галлии.

Правда, еще до того, как мы стали герцогами, наш далёкий предок был обычным часовщиком. Между прочим, часы на городской ратуше, которые за 300 лет ни разу не сбились – его рук дело.

Из большой любви к часам, он и поместье наше назвал – «Кукушка».

Мы, Абеляры, потомки часовщика, – очень пунктуальные. Сами любим приходить вовремя и того же требуем от других, потому что уважать время – у нас в крови. Уж поверьте! У меня всё должно идти по расписанию. Если что-то идет не так, я расстраиваюсь и моментально теряюсь.

Чтобы не сбиться с ритма, в каждой комнате у нас стоит по часам. Одни настенные, другие настольные. Третьи какие-нибудь солнечные или водные. Есть и одни часы с кукушкой. В общем, у нас постоянно что-нибудь тикает.

О моем папеньке особо рассказывать нечего. Он всегда был хорошим, почтенным человеком. Таковым, наверное, и остается. В молодости он любил лошадей, прогулки на свежем воздухе и поразмышлять о том о сем вслух. Шумные компании не жаловал, предпочитая пару-тройку старых друзей, которым мог часами рассказывать про новые научные открытия и изобретения, а также демонстрировать собственные. Например, механический котел для отпаривания ног. Мы и сейчас им, кстати, пользуемся.

На государственных заседаниях, куда его периодически вызывали в связи с положением в обществе, он всегда засыпал. Из-за чего попадал в неловкие ситуации.

Благодаря ему, мое детство было окрашено теплым оранжево-красным светом музыкального абажура, исполнявшего мазурку всё время, пока в нем горел свет; наполнено чтением книг перед сном; походами в лес, в поисках каких-нибудь диковинных мхов, цветов и ядовитых насекомых. Мы их с ним потом рассаживали по специальным банкам, олицетворяющим «ботанические фермы». И наблюдали, как эти жуки уживаются друг с другом. Папенька заставлял меня вести наблюдения о жителях этих ферм в специальном дневнике, ставить какие-нибудь эксперименты и делать соответствующие выводы.

Он лично проводил со мной занятия математикой и механикой. Ведь в школу я не ходила. Занятия эти увенчались успехом – я кое-что смыслю в устройстве часов и даже во внутренностях автомобиля.

Не думаю, что стала бы гениальной изобретательницей. Но для жизни мне хватило бы и меньшего.

Я говорю на пяти мертвых иностранных языках: древнегреческом, латинском, древне арабском, шумерском и праславянском. А также на немецком, французском и итальянском. Правда, большинство из них пока не пригодились. Но кто знает? У меня же вся жизнь впереди!

Сейчас дорогой папа семь лет уже блуждает по лесам Амазонии. Недалекие люди говорят, что он там бесследно исчез. А я уверена, ему просто наскучили государственные заседания, на которые его все время вынуждали ходить, и он сейчас от всех отдыхает.