«Да сколько же крутить это веретено? Должно уж два часа верчу, а толку…» – удручённо сокрушался Макар, но продолжал с упорством своё дело.

Прошло ещё сколько-то времени, и тут он увидел, как трут наконец-таки ожил – появился слабый дымок, тоненький и колыхался, словно от брошенного не затушенного окурка сигареты. Макар остервенело, с ещё большим усердием принялся вращать палку. Дымок усилился, затлела тонкая береста и мох, и тут сухой материал воспламенился, взялся маленьким огоньком. Душа возликовала!

Осторожно, чтобы не уронить трут и не угасло возгорание, дрожащими руками Макар приблизил трут к губам, легонько подул, отчего родившийся огонёк ожил, и он поднёс его ближе к печке. Кровоточащими пальцами переместил в топку воспламенившуюся стружку к загодя приготовленной бересте с тонким сухим хворостом. Огонёк лизнул бересту, она взялась небольшим пламенем, и огонь начал хватать сухой хворост. Он разрастался, набирал силу, и уже можно было подкинуть настроганные лучины и ломаные ветки.

– Есть! Я получил огонь! Получил!! – вырвался из глотки Макара охвативший восторг. Умиротворённая тайга, окружавшая зимовье, от его крика как встрепенулась – голос эхом отозвался в распадке. Можно было подумать, это зарычал раненый зверь, отчего таёжная живность, вероятно, насторожилась. Макар ликовал, не ощущая холода в теле и боли на ладонях от содранной кожи, он видел пред собой родившийся очаг, ощущал его тепло и живительную силу.

Дрова в печурке трещали от огня, он дышал жаром. Зимовье наполнилось благотворным теплом и обрело уют. Макар разделся, развешал одежду, накинул на плечи кусок старой оленей шкуры, что лежала на лежанке, присел к печке. В блаженстве от охватившей его теплыни, он смотрел на пламя, на свои руки, думал.

Сколько же раз он растоплял печь в доме, в котором проживал с семейством и в зимовье угодья, разводил костёр в тайге, но ни разу не задумывался об огне. Это естественная потребность человека и она обыденна и повседневна. И что над этим задумываться? Только в эти минуты он по-особому осознал цену огня, его горячий трепет и нежность.

«Каков же он желанный, радует искрами и пламенем, как приятно глядеть на него и чувствовать его дыхание. Он может обдать теплом, обласкать и дать жизнь наряду с тем, что способен обжечь и уничтожить человека. Огонь – это стихия, могущая спалить всё вокруг, и это добро, способное обогреть и спасти. И какое же горе, если этого огня нет, когда надежды его обрести борются с отчаянием пред неминуемой гибелью…» – размышлял Макар.

Замершие было конечности от согревания ныли – кровь устремилась достичь остывших кровеносных сосудов, проникала в каждый капилляр. Ноги и руки вскоре отошли, тело согрелось. Одежда высохла, и Макар, облачившись в сухое бельё, наконец-то с удовлетворением отметил: «Не пропал, значит, будем жить!..»

«Да-а, что было, то было…» – Макар тихо встал с нар, вышел на улицу. Гром дремал и тут встрепенулся, вскочил на четыре лапы, глянул на хозяина, повёл ушами. Лосев проверил лошадей, вернулся и улёгся, заснул сразу.

На рассвете первым проснулся Макар, глянул на своих спутников, а теперь сказать единомышленников – членов бригады, он громко скомандовал:

– Подъём, старатели! – откинул от себя суконную куртку, резко встал, потянулся и вышел на улицу. Гром встретил радостным лаем, лошади мирно жевали траву. Утро выдалось солнечное, тихое, безмолвное. Роса блестела на каждом листочке, распустившихся веточках кустов и деревьев, камни отдавали влажностью и прохладой. Макар знал: это ненадолго, под лучами небесного светила это исчезнет и будет даже припекать, таков уж климат Сибири – весна и лето жаркие, а зимы суровые, холодные, благо ветра мало – защищают сопки.