Между улиц и разбитых фонарей
Безразлично сигу обслюнявлю,
Закурю в потемках новых дней.
Поселилось радужное фото
Средь моих несчастнейших картин,
В голове – одна вторая, нота,
Разыгрался траурный мотив.
Там вдали колышутся березы,
Еще и мандражируют кусты.
С разных трав я вытираю слезы,
Что под ночь выплакиваешь ты.

Какой-то половинчатый

Недавним летом я погиб,
И нет меня, вам кажется.
Гитары старенькой изгиб
Рука обнять отважится
И наиграть любую песнь.
Послушайте внимательно:
Исчез не полностью. Я есть,
Живой всем телом, мать его.
Но улетучилась душа,
Как будто бы состарилась.
Я жил спокойно, не спеша,
Пока уж не ударилась
О бело-чистую любовь
И отмерла с бесчувствия.
Бежит все также алым кровь —
Я не ищу сочувствия,
Посколько каменная мреть
Легла внутри, и нечему
Принять сочувствие, глазеть
И слушать люд по вечеру.
Сижу я, голову клоня,
Какой-то половинчатый
И понимаю – нет меня,
Душа давно отвинчена.

Лапы одиночества

Немногим лучше лапы одиночества

Многострадальной недонежности любви.

Я – человек без имени и отчества,

Точнее стал таким от встречи визави.


Пусть охают и ахают различные любовницы,

С любовниками ходят в сладостные сны.

А обо мне в кошмарах и не вспомнится,

А я твоей повспоминаю грацию спины.


Пусть никакого нету осязания:

Ты улетела. Ты ушла. Мой ангелок.

И что же это: бред иль наркомания,

Когда в агонии на шее узелок


Хочу потуже затянуть, уважиться?

А к черту галстуки и прочее у шей.

Мне надо бы пропойчески расслабиться,

Представить – есть такие, кто тебя милей.


Не представляется, не представляется.

По пустоте в чертогах разума брожу.

И фото на кровати все валяется:

Ты вроде рядом, но нигде не нахожу.


За окнами прохладно, вроде ветреность,

И холод мучает и мучается сам.

Меж нами было что-то как посредственность,

Как скидки на проходе в тот универсам.


Теперь закаты кажутся недостижимыми,

Смотреть на их огонь к несчастью не хочу,

И чувства, как пространство, были мнимыми,

И потому в душе бесшумно я кричу.


Легла уж ты, как вечное проклятие

На сердце и слегка промотанную жизнь.

Я понял, что не ощучу объятие,

Такое теплое, как земли у Отчизн.


Расстались мы предельно незнакомыми,

Как горожане всеобъемлющей Москвы.

Обзаведемся, может, быстро новыми

Амурными дельцами. Будем таковы.


Вокруг темно. Я в лапах одиночества,

А был в многострадальной нежности любви.

Я – человек без имени и отчества,

Я – просто органы, круговорот крови.

Через десяток лет

А.Г.
Через десяток лет, а может больше,
А может меньше, сердце погубя,
Я одиночество в тяжелой ноше
Так полюблю, как полюбил тебя.
Сажусь за руль, и нету пассажира:
Попутчица развеялась как дым.
С тобой еще рассеялось полмира,
И сердце обернулось ледяным.
Не так становится. Не те закаты:
Ничем не веют, не было надежд.
Но небеса всегда голубоваты
И так мягки, как бархатная нежь.
Прошло немного, около недели,
Как будто бы десяток хмурых лет.
Подкралось одиночество, пропели
Любви мотивы и сошли на нет.

Мир без тебя

Мне стал противен календарь
И числа, чертовы недели.
Я все же влюбчивая тварь,
Чью душу мерзостно раздели.
Мне стал противен циферблат
И ожидание кого-то.
Кому я вру? Я твой фанат.
И жду тебя в лучах восхода.
Мне стал противен этот мир
И город наш многоэтажек.
Хочу забраться на Памир,
Чтобы забыть аром ромашек.
Мне стал противен зов дорог,
Гудок и грохот электричек.
Тебя любил, как только мог,
Но прогорел как пачка спичек.
Мне стал противен новый я,
Что без тебя в судьбе кочую.
Сожгу листы календаря
И на часы взгляну вслепую…

В промозглую осень

В промозглую и ранящую осень

Сирень и розы – жалко – не цветут.

И я завял, как зелень, в эту просинь,

Не дарит холод счастье и уют.

Как будто опоздал на электричку,