Интереснее ситуация, в которой примитивные формы в силу необходимости начинают наполняться несвойственным им содержанием.

Причин много, и нелепой стала бы попытка представить их закрытым списком. В литературе, изобразительном искусстве, в кино, мультипликации, телесериалах и т. д. существует немало примеров того, как талантливые люди брали простую и даже примитивную форму и преображали её. Остановимся на музыке, поскольку джаз и рок часто приводятся в качестве пограничных жанров на стыке искусства и поп-культуры.

Развитие, сопровождающееся усложнением формы, привело к тому, что современную академическую музыку могут оценить люди, потратившие на приобщение к ней немало времени и усилий. Её аудитория – почти такие же специалисты, как её исполнители. Ближайшим следствием такой специализации оказывается отлучение от серьёзной музыки значительного числа людей, наделённых от природы эстетическим чувством и неподдельным интересом к искусству, но не прошедших в детстве и юности необходимого натаскивания. Поп-безделушки им не нужны, а доступ к академической музыке затруднён потому, что в семье и среди друзей-ровесников никто такую музыку не слушал. Но запрос на содержательные звуковые формы от этого не исчезает. Если существует достаточно людей, хотящих услышать, то появляются те, кто пытается сказать.

Обращение к простым формам оказывается неизбежным, ибо другие неведомы. Очевидным выбором в такой ситуации становится фольклор. Достаточно простой во многих проявлениях, в отличие от откровенной попсы, он не отпугивает пластмассовостью и фальшью. В результате в начале двадцатого века появляются Джелли Ролл Мортон и Луи Армстронг, а сорок лет спустя – Элвис Пресли и «Битлз». Стиль каждого из этих музыкантов укоренён, с одной стороны, в фольклоре, с другой – в лёгких жанрах своего времени.

Поначалу простые формы оказываются адекватными незамысловатому, но искреннему и живому содержанию. Затем выясняется, что сказано не всё и есть вещи, суть которых раскрывается через нюансы, невыразимые простым языком. Так начинается усложнение жанра.

Развивая стиль, музыканты периодически обнаруживают, что занимаются изобретением велосипеда – тот или иной приём или сложная форма, придуманные много лет назад их коллегами-классиками, до определённой поры остававшиеся несовместимыми с собственным, слишком простым стилем, теперь встраиваются в их манеру исполнения и помогают выразить собственные мысли и чувства.

В пятидесятые годы XX века Луи Армстронг и Дюк Эллингтон стали восприниматься послевоенным поколением как музыка предков, а джазмены-современники сочиняли и играли нечто слишком мудрёное. Молодёжь осталась без своей музыки. И вновь обратилась к простым формам. Так появился рок, которому для утраты демократизма потребовалось вдвое меньше времени. Уже в середине семидесятых годов прошлого столетия «замороченные» «пинк-флойдовские» интерпретации рока воспринимались панками из “Sex Pistols” как попытка лишить ровесников нормального музыкального языка.

Специализация ценителей эстетического даёт амбивалентный результат, долгое время представлявшийся мне психологическим парадоксом. Казалось, что иерархия форм искусства выстроена так, что в рамках общей культуры каждый его род предполагает единственный путь восхождения на одинокую вершину. Для европейской музыки такой вершиной остаётся академическая традиция, которую часто ошибочно называют классической; (разница между понятиями становится очевидной благодаря следующему примеру: любой выпускник теоретического отделения консерватории, сочинивший даже самый посредственный опус с соблюдением необходимых формальных требований, работает в рамках академической музыкальной традиции, при том, что едва ли у такого сочинения есть шансы стать общепризнанной классикой), а остальные музыкальные жанры располагаются между ней и подножием в строгом соответствии с их эстетической ценностью. Таким образом, каждый, поднявшийся на вершину, неминуемо должен был бы причаститься низких жанров и легко в них ориентироваться.