В Свердловске, в транзитной камере, просидели без малого два месяца. Наконец надзиратели собрали этап на север. Дождливой ночью, колонна арестантов из двухсот человек, под лай собак и крики конвоиров, шла на железнодорожную станцию. Кто-то из бывалых людей объяснял на ходу

– Дальше повезут в вагонах – теплушках до Нижнего Тагила. Даже со стоянками состава на мелких станциях, все равно дней за семь-восемь должны доехать до места. За Тагилом пленные немцы строят железку дальше на север, вроде как до Зивдельлага10 успели протянуть нитку? Ну а следующие этапы все будут пешие. Не завидую я тем, кого дальше зивдельских лагерей погонят, – труба дело…

Добрались до знаменитой Зивдельской пересылки.

Много страшных слухов за нее гуляло по этапам, тюрьмам и лагерям. Будто бы и начальник там зверь, и конвойные под стать ему, стреляют даже за косой взгляд. На самом деле все оказалось не так. После замены проворовавшегося начальника на пересылке было спокойно. В глухом таежном углу, на берегу быстрой реки, была очищена от деревьев огромная территория. Территория по кругу в четыре ряда обнесена колючей проволокой. Между колючих заборов распаханы запретные полосы в пятиметровую ширину. По периметру, строго через сто метров, возвышались караульные вышки. На вышках стояли вооруженные часовые. С северной стороны пересылки висели на столбах широкие ворота. Вдали, на западе, виднелись заснеженные вершины старых Уральских гор.

Внутри пересылки кипела жизнь. Несколько тысяч арестантов размещались в пяти десятках бараков. Свободно ходили из барака в барак друг к другу в гости, грелись на солнышке, азартно играли в карты. Мылись по очереди в тесной бане, бегали в лазарет клянчить бинты и лекарства.

Павлов встретил в своем бараке двух знакомых по «Крестам». Они и сказали, что Гриша Одесский ушел пешим этапом дальше на север.

А пришедшее в тайгу лето вступало в свои права. Беспощадно жарило солнце. Лес по ту сторону колючих ограждений посвежел и позеленел, быстро шла в рост свежая трава по берегам реки. Шустрыми стайками летали птицы, тучи комаров и гнуса висели в нагретом воздухе.

Через три недели надзиратели начали собирать очередной этап. Попали в списки и Павлов с Алешкой. Предстоял длительный пеший этап к затерянному далеко в тайге лагерю – Верхний Челым. Никто из арестантов не знал, сколько дней, недель, или месяцев до него идти…

Ранним туманным утром нестройная колонна из четырех сотен арестантов двинулась в далекий и неизвестный путь.

Впереди шли шесть подвод с продовольствием для охраны, заключенных, и собак. Еще одна, с личными делами осужденных, и две порожних, закрытых брезентом, подводы, в которых по очереди отдыхала охрана, замыкали этап.

Конвой попался не злой. Большая часть конвоиров была уже в зрелом возрасте, большинству далеко за сорок. Никаких издевательств или побоев они не устраивали, и спокойно вели колонну по петляющей лесной дороге.

Злые были собаки. Двенадцать откормленных овчарок хрипло лаяли и рвались с поводков, бросаясь на арестантов. Тихо ползущий этап из-за собачьего лая был слышен на многие километры. Лишь вечерами на привалах злобные твари успокаивались и жалобно скулили. Полчища комаров и гнуса висели над ними, и тогда собакам было не до людей…

Павлов насчитал тридцать конвоиров…

«Взвод автоматчиков на четыреста человек? Плюс ко всему, натасканные на людей злющие псы. Не хило, однако? Позади колонны идут трое с винтовками, похоже снайпера на случай побега? Не сладко придется тем, кто вздумает бежать, эти далеко достанут. И еще телеги? Почему так много провианта, целых шесть подвод? Корм собакам, продукты конвоя, наши пайки, – все равно много? Значит, до лагеря топать и топать. Ну, ничего, доползем потихоньку, только бы только Алешка выдержал?»