Полковник выслушал не перебивая. Поскрипывая хромовыми сапогами, прошелся по кабинету
– Ну что ж, Василий Павлович, в таком пустяшном деле я вполне сумею Вам помочь. Тем более что из Москвы, по поводу Вас, мне звонил полковник Кузнецов Петр Иванович. Это мой старый и добрый знакомый, я очень уважаю этого офицера. Просил лично присмотреть за Вами, оказать помощь, если таковая понадобится? Все, что не выходит за рамки моих возможностей, я для Вас сделаю…
На другой день Алешку вызвали в тюремную канцелярию. Вернулся веселый:
– Палыч, я сейчас твой сын! Меня зовут – Павлов Алексей Васильевич. Какая-то баба в погонах, строгая такая, сказала, что ты меня усыновил. Я не пойму – как ты это сумел провернуть? Ну, ты даешь, батя…
– Вчера, на приеме у начальника, я написал заявление о твоем усыновлении. Начальник подписал, и все? Сам не ожидал, что так легко в тюрьме такие дела делаются?
– Не ври, давай, так я тебе и поверил? У наших легавых снегу зимой не выпросишь, не то что нужное заявление подписать. Кто-то из тюремных тузов тебе помогает…
– Все! Хорош балаболить! Бери в заначке карандаш и бумагу, пиши буквы в таком порядке как в азбуке, я тебе там, на листке написал. Пока читать и писать не научишься – шастать по камере не дам! Полезай наверх, грамотей…
– Баба еще сказала, что нас вместе в лагерь отправят, разлучать не будут…
Вызвал Коган. Он сам приехал в «Кресты». Встретил Павлова в дверях тесного кабинета.
За спиной торчали знакомые бугаи.
– Садитесь на табурет, Павлов, побеседуем. Сегодня закроем ваше дело и будете числиться за трибуналом. Дела ваши не так уж и плохи…
Бумаг в деле Павлова было совсем немного – тонкая картонная папочка листов из тридцати с небольшим
«Спасибо Корюхову, если б не он, мое дело было бы толщиной с месячный бухгалтерский отчет. Не зря я ему поверил, все сделал, как обещал. Странно, но мне всегда везло на хороших людей?»
Давно, еще в начале войны, Павлов заметил за собой одну закономерность: стоило ему попасть в горячую переделку, как в самый опасный и критический момент, появлялся кто-то из своих, или даже случайных людей, и помогал ему выйти живым из опасной ситуации. А однажды, когда на прибрежном лугу, его безоружного, расстреливал немецкий пулеметчик, и он, переползая с места на место в густой траве, уже попрощался с жизнью, так как уцелеть не было ни малейшей возможности, а диск автомата был совершенно пуст, из ближайшего леска вдруг ударил винтовочный выстрел, и пулемет замолчал. Как выяснилось позднее – снайпер-эвенк подбирал себе позицию в этом лесу…
– И еще, Павлов. Не советую Вам устраивать в камере драки. Тот урок, что Вы устроили уркам, подпадает под уголовную ответственность и называется – тюремными беспорядками! Очень хорошо, что Вы заступились за мальчика, это мужской поступок, но повторяю – в вашем положении подобное недопустимо! Как ни странно, но тюремное начальство одобрило Ваш поступок, и наказало блатюков? А могло быть и наоборот. Так что будьте наперед благоразумны и сдержанны…
Павлов терпеливо выслушал следователя и попросил посмотреть свое дело. Как он и ожидал, в обвинении остался только плен, и ничего более. Поставил свои подписи в указанных местах и встал
– Не смею Вас больше задерживать, Павлов, прощайте…
Глава седьмая
1941 год. Июнь – июль.
…По заставе работал ас – минометчик. Он ложил мины в трех – пяти метрах одну от другой, с интервалом в три – четыре секунды. Тяжелые чушки8 легко прошивали крышу казармы и рвались в спальном помещении. В том месте, где, когда то стояли пирамиды с винтовками, было месиво из бревен, досок, штукатурки, и прочего лома.