Цветков торопится. Еще вчера он хитрил, осторожничал. Теперь идет в открытую. Видно, решил, что терять ему больше нечего.

Молчание. Наверное, с минуту молчание. И опять голос Цветкова:

– Смотри, солдат, не прогадай. Времена нынче быстро меняются. Сегодня вот твой лейтенант мной командует, а завтра, может, я на нём верхом ездить буду.

Филенко вздыхает. Потом подозрительно спрашивает:

– Слухай, капитан, а у тебя батько кто?

– Отец? Хм… Чудак ты солдат… Ну, просто, отец, папочка…

– А я вот думаю, в кого ты такой гад вырос!

Молчание. Ошарашенное молчание Цветкова. А потом утерявший всякое добродушие басок Филипенко:

– А если ты ещё раз помянешь советскую власть, я тебя так промеж глаз двину, шо ты потом даже Гитлеру годен не будешь.

Я лежу неподвижно, тихо улыбаюсь и ясно вижу хитрые, умные глаза Филенко.

Утро. Возвращаемся по той же дороге. Потом сворачиваем на какую-то тропку. Хоть бы что-нибудь живое попалось навстречу… А то одни лишь голые стволы молча выходят нам навстречу да цепляется за шинели колючий кустарник.

Постепенно погода разгуливается. Светлеет небо. И лес впереди светлеет. Мы ускоряем шаг, пробираемся сквозь мелколесье – и вновь упираемся в болото.

Неужели опять идти назад?

Филенко палкой прощупывает болото. С сомнением смотрим друг на друга.

– Пройдём? – спрашиваю глазами.

– Чего ж не пройти? – отвечает Филенко движением бровей.

Бредём дальше, через болото. Хлюпает и пузырится под ногами жидкая грязь. Сапоги то и дело запутываются в длинной, прочной, как мочало, прошлогодней осоке.

Что же, болото как болото. За голенище не заливает – и на том спасибо.

Наконец, выбираемся на твердое. И тут, что за дьявол? Цветков, оступившись, падает. Ждем. Он лежит. Поднимаю его под руки, он вскрикивает и падает опять. Так и есть, подвернул ногу.

До чего все-таки нам не везет! Завтра днем могли бы быть дома…

Оставить Цветкова в лесу с одним из нас нельзя. Трудно все-таки не спать всю ночь. Если честно говорить, и полночи мало. Все-таки голова тяжелеет, глаза слипаются. Нет, это рискованно, лучше идти вместе. Пусть медленней, но вперёд.

Филенко мастерит костыль. Развязываем Цветкову руки. Поддерживая его с боков, грязные и голодные, мы идем через лес.

Час.

Ещё час.

Цветков еле шевелит ногами. Он почти висит на нас. А я и сам вот-вот упаду.

Наконец, выходим на проезжую дорогу. Вот уже и колея заметна. Наверно, скоро село.

Внезапно Цветков, вырвавшись, ложится на землю. Спрашиваю:

– В чем дело?

Цветков ложится на бок, потягивается:

– Привал. Спать хочу.

Голова работает плохо. Говорю, что первое приходит на ум:

– А мы, думаешь, не хотим?

– Так спите, кто вам не велит?

И тут происходит неожиданное. Долготерпеливый Филенко рвет с груди автомат.

– Стой! – кричу я и бросаюсь к нему. – Что ты делаешь?!

– Нехай не знущается!

– Опусти автомат! С ума сошел?

– Так вин же, сволочуга, кровь нашу лье. Убью!

На всякий случай держу его за руки.

– Мы с тобой не судьи. Наше дело – доставить его куда нужно.

– Товарищ лейтенант! Вы ж бачите, какой он ворог. Такие гады тильки землю поганят.

– Трибунал с него спросит. Ни ты, ни я не имеем права освободить его от суда…

Сгоряча мы пытаемся нести упирающегося Цветкова за руки и за ноги. Проходим метров сто. Ещё сто.

Нет, так нас надолго не хватит. Опять тащим его волоком. На этот раз терпит, только зубами от злости скрипит.

Окончательно выбившись из сил, делаем привал. Уже темнеет. Делим с Филенко последние сухари. А Цветков торопливо жуёт свои пирожки, доставая из рюкзака по одному.

Утром Цветков кое-как поднимается. Теперь он идет сам, опираясь на костыль, мы только поддерживаем.