«Фу! Какая гадость! Да как это есть можно?»

На вкус батончик напоминал гниль, и Герману очень хотелось выбросить его, но профессиональный спортсмен в нем упрямо твердил, что надо было вернуть потраченные калории. С трудом дожевав до конца содержимое упаковки и проглотив его, Герман едва сдержал рвотный позыв.

Высокая кирпичная стена неожиданно закончилась, мелькнули последние здания ангаров и цехов, и вперед до самого конца улицы потянулась сетка с металлическими опорами. За ней пролегали пути старой железной дороги, и Герман, отогнув один из краев латаной-перелатаной сетки, пролез в проделанную дыру.

Судя по количеству сорняков между шпалами, поезда здесь ходили не особенно часто, и мужчина пружинящей походкой двинулся вдоль железной дороги, поглядывая на небо. Облака и тучи над городом разогнали каким-то химическим составом в преддверии очередного государственного праздника, и теперь чистое звездное небо и изогнутый месяц освещали Старую Москву.

Герман все пытался объяснить самому себе, что же с ним произошло в шестом раунде, когда вкус собственной крови так неожиданно повлиял на его состояние и на несколько минут помутил разум, но все его предположения казались фантастическими. Старые воспоминания пробудились в самый неподходящий момент, чтобы взять власть над ним. И теперь выигранный бой повлек за собой множество проблем, хоть некоторую толику удовлетворения Герман все же испытывал.

Он ухмыльнулся, припомнив выражение лица Лося прямо перед решающим ударом в челюсть. Это была смесь детской обиды и удивления.

«Именно ради подобных моментов и стоит иногда выходить на ринг».

Хотя теперь его опять ждали годы изгнания. Надо было уезжать из Старой Москвы, снова менять номер и прятаться где-нибудь на съемных квартирах или же возвращаться к сестре в Абакан. Там, по крайней мере, можно было рассчитывать на сочувствие и поддержку. А здесь его непременно бы достали из-под земли.

Неожиданно у Германа скрутило желудок в жесточайшей судороге, и его вырвало прямо себе под ноги коричневатой массой только что съеденного батончика. Несколько минут боксер пытался прочистить горло от жгучей пленки желчи и выплюнуть все непереварившиеся куски, застрявшие в глотке. Он кашлял и плевался, пока его не вырвало второй раз. Желудок, окончательно опустевший и все еще сжимавшийся в болезненных сокращениях, казался тяжелым камнем.

«Все же с этим батончиком явно что-то было не так. Вот отсюда и этот гнилой вкус!»

За сеткой, со стороны дороги, раздался звук машины, ехавшей на высокой скорости. Черный вытянутый электромобиль промчался мимо, но вдруг в последнюю минуту затормозил. Дверь распахнулась и оттуда показался громила в костюме, который указывал кому-то на Германа, еще сидевшего на корточках возле железной дороги и приходившего в себя.

– Это он!

– Взять его немедленно! – послышался чей-то приказ с пассажирского сиденья.

Водитель бросился к сетке, схватив ее пальцами и пытаясь разорвать или сорвать с опор. А Герман, у которого дыхание перехватило от нахлынувшего волнения, скорее вскочил на ноги и побежал вдоль путей как можно дальше от места, где его заметили.

– Идиот! Он сейчас уйдет! – крикнул кто-то из машины. – Тарань забор!

Запрыгнув обратно в электромобиль, громила схватился за руль, так и не захлопнув водительскую дверь. Машина сдала назад и после с ревом свернула в сторону путей, въехав прямо в сетку и сбив несколько металлических столбов. Стекло на двери со звоном разбилось, да и сама она помялась, но электромобиль с сеткой на капоте лишь помчался дальше, не сбавляя скорость. Ослепительный белый свет фар мгновенно выхватил в темноте бегущую фигуру Германа. Он даже не мог нигде укрыться или перелезть обратно через забор, потому что потерял бы на это драгоценное время. И так и продолжал, как дикий зверь, гнаться вперед без надежды скрыться.