Я шел к своим покоям, оставив позади Кристалл Тьмы. Вспомнив, что ургал в конюшне три дня на голодном пайке, я завернул туда и отпустил его поохотиться, чтобы совсем не обленился. Ургалам, нашим ездовым хищникам, мы иногда давали свободу, хотя стойло они покидали неохотно. Возвращался ургал по зову хозяина, с которым был связан обрядом, проводимым жрецом по достижению хаоситом двенадцати циклов. Во время обряда ургалу давалось имя. Я назвал своего ургала Заргом, что означало «Хитрец».

Шедшая навстречу по коридору служанка матери Шеша остановилась, увидев меня, сложила на груди верхнюю пару рук и склонила голову, прикрыв кожистыми веками круглые желтые глаза. Нижняя пара рук держала малахитовую вазу с красными цветами-кристаллами. Мать любила украшать свои апартаменты цветами, статуями и всякими безделушками, которые вызывали у меня лишь недоумение – зачем захламлять свои покои всякими ненужными вещами. Женщины – непонятные существа. Я кивнул ей и пошел дальше, вернувшись к воспоминаниям о своем первом ритуале, который проводят для хаоситов при достижении ими семи циклов в Лабиринте Зеркал, скрытом от глаз в ином измерении. Обряд начинался в Круглом зале Хрустальной Башни, из которого главный жрец Окригус открывал проход в Лабиринт. До этого возраста хаоситы не имеют устойчивой формы. Их тело изменчиво, они копируют черты родителей, родственников и даже низших демонов. Во время обряда юный демон должен найти в Зеркальном Лабиринте свою Истинную Демоническую Форму. Не найдешь, так и будешь блуждать там до самой смерти, выбраться из него можно только через портал, открывающийся в зеркале с отображением тебя истинного.

Жрец взмахнул жезлом, и в Круглом зале Хрустальной Башни воцарилась тишина. Представители кланов и немногочисленные родственники стояли вдоль стен, наблюдая за церемонией. Сквозь хрустальную остроконечную крышу изливался синий свет Медузы. Кроме него и пылающего в навершие жреческого жезла ярко-желтого кристалла другого освещения не было. Я ежился от холода: на мне не было никакой одежды кроме набедренной повязки. Я стоял в центре зала на синем полупрозрачном кристалле в форме диска, а жрец, в длинном одеянии из драконьей шкуры, подпоясанном черной крученой волосяной веревкой, с золотым амулетом, свисающим с шеи на цепи, чертил вокруг меня вязь огненных знаков. Их пламя отражалось в амулете, в его желтых глазах и в чешуе облачения, расцвечивая ее метущимся узором из оранжево-красных и серебряных бликов, ослепляя меня. Когда круг из символов замкнулся, Жрец надел на меня пояс, набранный из золотых пластин, и защелкнул пряжку. В его драконьих с черными вертикальными зрачками глазах не было жалости. Думаю, он был бы только рад, если бы я, несущий в себе так ненавидимый демонами свет, сгинул в лабиринте навсегда. Ощутив холодный металл на голом теле, я пришел в ужас: любой металл, кроме золота, для хаоситов был синонимом кошмара – он разъедал кожу и вызывал ожоги. Также металл, в том числе и золото, не был пластичен, не менял форму, поэтому сковывал и обездвиживал любого демона. Только Владыка Хаоса мог этому противостоять, его обучали данному искусству с детства. Жрец вышел из круга и начал произносить заклинание, плетя руками невидимую сеть. Кристаллический диск засветился, а вязь знаков, очерчивающих окружность, вспыхнула красным пламенем, окружив меня огненной стеной, поднимающейся до пояса. Затем, стоя на фосфоресцирующем синем диске, я стал падать в темноту. Когда падение прекратилось, я оказался в Зеркальном Лабиринте. Ряды поблескивающих зеркал, стоящих вплотную друг к другу, тянулись вдаль, образуя изгибающиеся и пересекающиеся зеркальные коридоры. Теперь я буду ходить по ним, пока не найду свою форму, тогда появится выход. Были случаи, когда дети отсюда не выходили, правда, редко, но мне от этого было не легче. Когда я увижу в одном из зеркал свою истинную форму, оно и будет выходом.