– Не благороден. Больно ранишь.
А он:
– Может, потому заставляешь писать, чтоб денег больше приносил?
«Опять оскорбляет!»
– Как же ты со мной живешь, если так думаешь? – уже рыдаю.
Но слышу: собирается уходить.
«Нет, не выйду, не пожелаю ему счастливого пути!.. отсижусь на краю ванной».
У-ушел. «Ну и, слава Богу». Иду в зал, ложусь на диван: «А, может, он, отвергнутый обществом, так защищает себя? А, может, отвергнутый, так себя утверждает? Ладно. На том и порешу». И утром просыпаюсь с настроением: «Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо!, как когда пелось в популярной песенке, и ты сегодня весь день будешь счастлива, ведь дети живы, здоровы, мама, Виктор – тоже, денег с натяжкой, но хватает… Ну, что еще тебе нужно? „Так не надо печалиться…“ как поётся в другой популярной песенке».
Но с середины восьмидесятых годов в стране стали происходить перемены33, которые затронули и положение мужа.
1987—93.
«Теперь Борис член СОИ – совета общественных инициатив города. Собираются они в выставочном зале и разговоры ведут об экологии, – о другом не позволяют соглядатаи нашей «руководящей и направляющей», – но под праздник революции семнадцатого года обсуждали: с какими лозунгами идти на демонстрацию? И решили: «За чистый воздух и чистую совесть!», «Нет строительству фосфористого завода», «Отстоим здоровье наших детей!».
…Седьмого было холодно, по тротуару вьюжил снежок, и я с детьми на площадь не пошли, а Борис ходил и рассказывал:
– Вначале нас было немного, но по дороге присоединялись люди, – и светился от радости: – Ведь наши лозунги на фоне привычных выполним!.. перевыполним!.. достойно встретим!.. сразу бросались в глаза. Да еще впереди шла девочка с куклой в противогазе, так что смотрели на нас, разинув рты, и когда подходили к трибунам, в колонне было уже человек семьсот, – радостно улыбается: – Потом, когда прошли по площади и вышли к дамбе, то подошел какой-то мужик и сказал: «Молодцы! Молодцы, что не побоялись»! Теперь в городе разговоров о колонне «зелёных»!
А в коммунистическом «Рабочем» большинство сотрудников осуждают Бориса, и секретарь райкома партии Дордиева кому-то бросила:
– Надеюсь, вы не запачкались участием в колонне «зеленых»?
Вот так… Даже «зеленым» нельзя быть в нашем соцлагере… красном от крови.
…Ходил мой воитель в воскресенье на митинг партийцев, – решили те «сомкнуть ряды и сплоченной колонной ударить» по хлипким демократам.
– Ну и как? – спросила.
– Около двух тысяч собралось. Орали, доказывали своё, нападали на нас! Мы же лозунги свои принесли, так некоторые партийные бабы бросались на них, чтобы вырвать, – засмеялся: – Хотел и я выступить, чтобы перевоспитать их немного, но куда там! Слова не дали сказать, как, впрочем, и другим СОИвцам.
…Был у нас в гостях Валерий Степанович Артюхов, главный редактор «Новых известий», созданных как альтернатива партийному «Рабочему». В «застойные времена» работал он в Обкоме партии и словно хвалился: «Грызся я со всеми первыми секретарями! И с Построченковым, и с Сизенковым, и с Погожиным». Наверное, так и было, ибо публикации свои против коммунистов пишет «со знанием материала» и в статье «Наш пострел везде поспел» разбирал парт аппарат по косточкам зло и ехидно. За бутылкой водки мечтали с Борисом о том, какой станет их газета, какие книги при ней будут издавать, а потом он пел под гитару. Голос-то у Валерия Степановича хороший, но до чего громкий!»
Тогда я радовалась: ну, наконец-то мой муж получил возможность писать то, что думает, – Ведь Перестройка, гласность! – да и работу постоянную обрёл. Но уже примерно через год стал бросать недовольные реплики в адрес главного редактора, сотрудников, и в общем-то был прав: Артюхов, сломленный в годы социализма идеологией партии и привыкший к подчинению, так и не смог, да и не хотел делать каких-то решительных шагов, чтобы делать газету «Новые известия» самостоятельным печатным органом, сотрудники – тоже, и постепенно газете превращалась в серую, лишенную каких-либо аналитических статей газетёнку, а со временем перешла в руки журналиста, который полностью подчинился губернатору-коммунисту Родкину, – в нашей области он ещё долго оставался у власти – и муж даже трижды судился с ним из-за своих статей.