Мальчики ускорили шаг и скрылись из виду Таисии Степановны. Впрочем, этот и любой другой забег не спас бы их от следующего урока – алгебры. В эти сорок пять минут ими владела Таисия Степановна. Она вызывала к доске, проводила внеплановые контрольные, назначала внеурочные часы и прочее. Спасти от этого учеников не мог бы и сам директор. Хотя бы потому что его самого следовало спасать от Таисии Степановны. Они с Ильёй Николаевичем не так давно отметили очередную годовщину со дня свадьбы. Николя хотел верить, что хотя бы поэтому их «математичка» всё-таки человек, а не пришелец с планеты Математика. И всё же надежды его на это с каждым годом таяли всё больше. И всё меньше свободного времени от алгебры у него оставалось и всё реже он находил в себе силы сочувствовать Илью Николаевичу.

Таисия Степановна уселась за стол. Её длинный тонкий палец скользнул вниз по списку учеников в классном журнале. В классе настала гробовая тишина. Николя показалось, что он слышит жужжание мухи где-то под потолком. Вызов к доске у Таисии Степановны не значил ровным счётом ничего хорошего. Эта женщина отрицала распад СССР и тогдашней системы школьного образования. Она, как и подобает её поколению, видела в математике отдушину. Пока вся гуманитарная наука была строго идеологизирована9, она и миллионы других советских граждан находили отдых в математических задачах. Тангенсы с котангенсами не подчинялись ни Ленину, ни Сталину – никому из вождей.

– Юрьевская.

Класс дружно выдохнул.

Пока Маша высчитывала координаты для кривой, Николя то и дело поглядывал в окно. Он отказывался верить, что ему всё это почудилось. Из птиц в тот день к окну их класса прилетала пара голубей. Проворковав с минуту, те удалились вверх. Но никакого оленя. Даже намёка на рогатого.

Николя убедился в том, что всё внимание Таисии Степановны поглощено кривой на доске и шепнул Грише:

– Патронус это вообще из Гарри Поттера.

– Значит, фамильяр.

– Да фамильяр у ведьм! – шикнул Николя.

Таисия Степановна медленно обернулась на шум. Придерживая своими тонкими пальцами край очков, она оглядела весь класс, хмыкнула и продолжила с упоением следить за выстраивающейся кривой на доске.

– Тогда что это?

Николя открыл было рот, чтобы ответить и так, c открытым ртом с застыл.

– Это Олень! – прошептал он. – Тот самый олень.

Гриша уставился на него с таким видом, будто пытался поймать в безумном взгляде приятеля хотя бы крупицу разума.

– Олень – это олень? Не могу не согласиться.

«Что если этот олень вовсе не ирреальное существо? Что если он самый обыкновенный олень, что водились тут, наверное, когда-то?» – рассуждал про себя мальчик.

Зазвенел звонок. В классе поднялся шум из расстёгивающихся молний сумок и рюкзаков, отодвигающихся стульев и поднявшихся голосов. Таисия Степановна не препятствовала этому, так как кривая на доске успела её очаровать. Как искусствовед перед Мадонной Бенуа Да Винчи в Эрмитаже10, так Таисия Степановна простояла, приложив пальцы к губам, половину перемены перед выведенной кривой на доске.

Уроки шли один за другим. Николя то и дело поглядывал в большое классное окно. Силясь увидеть то, чего там не было, мальчик начал видеть оленей и чижей в собаках, тенях, случайно попадающихся глазам предметах.

Оказавшись дома, он не стал даже отдёргивать шторы. Мальчик рухнул на кровать и забылся в полудрёме.

Он гулял по набережной Екатерининского канала. В реальной жизни он бы это место без навигатора в смартфоне и не нашел. Сейчас же он точно знал – это то место. Позади раздался звук шагов. Он обернулся. Позади него шёл высокий мужчина с пышными бакенбардами на лице и в офицерской фуражке. На нём был военный мундир, какие сейчас разве что в учебниках истории увидеть можно. На ногах красовались сапоги пугающего кроваво-красного оттенка.