Вой волков стал громче. Не от того, что они подошли ближе, просто теперь между ними и стариком не было стен.

– Заткнитесь! – яростно закричал Иванкин. Волки не отреагировали на призыв человека и продолжали голосить.

Иванкин поднял ружье вверх и спустил курок. После оглушительного грохота наступила тишина, только насекомые стрекотали, не обращая внимание на происходящее.

– Вот так-то, – довольно произнес Федор. Постояв еще несколько секунд и убедившись, что «все всё поняли», вернулся в дом.

Старик поспал пару часов, но его снова разбудили. На этот раз не волчий вой и не гул ветра в трубе. Федор услышал блеянье. Словно у него под дверью стояла коза и жалобно блеяла, прося пустить ее в дом.

Несмотря на то что Федор проснулся, он не сразу встал с кровати. Некоторое время пытался понять, откуда могла взяться коза? Разве только из Степного, но этот поселок в 8-ми километрах (как раз там и живет Хромой). Коза не могла пройти такой путь ночью через лес, где орудуют волки.

Блеянье продолжалось: такое жалобное и молящее, но в то же время странное, пробирающее до костей. Федор поднялся, подошел к двери. Прислонил ухо. «Бе-ее-ее, бее-ее-ее». «Да, это коза. 04:00 и под дверью коза».

Федор отодвинул защелку, вышел на порог и…

Застывши, он смотрел вниз, не отводя взгляда. Его словно парализовало. Все что он мог, так это нервно сглатывать, не понимая, что происходит, и что он сейчас видит.

На крыльце его дома распласталось нечто непонятное. Это была сплошь изуродованная масса с атрофированными задними конечностями, заканчивающимися копытами. Условные ноги (сцепленные между собой) переходили в перекрученное человеческое тело, которое покрывал тонкий слой кожи. Сквозь нее виднелись бугристые переливы мышц и сухожилия. У существа не было кистей, тощие руки оканчивались лапками, как у насекомых. Голова по форме напоминала кузнечика; глаза с темными зрачками; козлиная пасть. Тварь медленно двигалась в сторону Иванкина, с трудом поднимаясь по ступеням. Переставляла руки, упираясь лапками в доски крыльца. Продолжала жалобно блеять.

Федор почувствовал, как сердце его бешено заколотилось. Ни разу в жизни он не видел ничего подобного. Лишь слышал, что у людей, злоупотребляющих алкоголем, бывает делирий, в простонародье «белая горячка», которая может выдавать подобные образы. Но с ним такого никогда не случалось. Сколько бы не пил, он никогда не терял рассудок.

Иванкин пошатнулся и закрыл дверь. Сел на кровать. Ухватился за дужку, нуждаясь в точке опоры.

Просидев в таком положении несколько минут, успокоился.

Блеянье никуда не пропало.

Федор взял ружье. В этот раз он подошел к двери, затаив дыхание, словно полицейский, пришедший брать опасного преступника. Аккуратно отодвинул задвижку.

Дверь открывалась наружу, поэтому старик не боялся, что тварь тут же ворвется в дом. Он приготовился и толчком ноги распахнул ее. Существо по-прежнему было на крыльце, только придвинулось ближе. «Бее-ее-е, бее-е-ее», продолжало оно, все больше распаляясь при виде Федора.

Старик выстрелил дважды. Прямо в центр этого странного тела. Пули разворошили ткань, но крови или какой-либо другой жидкости не было, словно выстрел пришелся в мороженную тушу, а не в живое существо.

Блеянье прекратилось. Осталось лишь беззвучное подрагивание.

Федор перезарядил ружье, прицелился и стал ждать. Прежде всего он хотел убедиться, что существо мертво.

Через несколько минут конвульсии прекратились. Не сразу, постепенно – частота и амплитуда мышечных сокращений слабели, пока не сошли на нет. Наступила тишина. Старик стоял, вцепившись в ружье. Пот катился по его шее, спине, несколько капелек застыли над верхней губой. Немая сцена, как с полотна художника, в чьей голове творится нечто невообразимое.