– Повелеваю.… Там крепость…, город заложить! – и в изнеможении упал на подушки. В его широко распахнутых, голубых глазах светилась вера, горело убеждение в том, что так и будет. И будет хорошо!


Эта событие могло произойти в весьма давние времена…. Да и было ли ему место на самом-то деле? Скорее всего, город возник при других, далеко не выясненных обстоятельствах, как часто случается – весьма прозаических, зачастую даже недостойных упоминания в хрониках.

Уже потом, кто-то «очень сведущий» соединил город с именем князя Александра. Картинные подробности довершила молва. Я вполне допускаю, что нога Великого князя не ступала в тех местах… Что и не мудрено – Литва простиралась от моря и до моря, и с какой стати государю огромной державы скитаться в лесных дебрях по реке Нявежис.

Все так и не так!? Не стоит лукаво мудрствовать. Коли гид рассказал, так поверим ему. Пусть рождение города неотделимо от имени Александра, славного потомка древних князей Гедемина и Витовта.

Мое же воображение лишь слегка восполнило расхожую легенду. Что плохого в моих непритязательных выдумках?

Свидетель – I

Мечтательный флер спал с глаз. У ног – под старым, ржавым мостом, где он остановился на мгновение, озорничал мутный поток. Странная река – летом ее течение гладко, даже царственно, но сейчас в конце ноября, среди затяжных дождей и зябкого пронизывающего ветра – она взмутилась бурлящими темными струями, словно ее равнинное дно устлано пузатыми валунами, останками когда-то прошедшего ледника. Среди пожухлой осоки, то там, то здесь, подступая совсем близко к вспененной воде, зеленели веселенькие островки, сохранившие сочную, густую травку. Они чем-то напоминали искусственные газоны большого города. Но тут, – какой садовник-невидимка ухаживает за ними? Кому до них дело? А они вот, и поздней осенью радуют глаз изумрудной прелестью, напоминая нам – не все ушло в небытие, далеко не все. Молодая поросль, она стремится ввысь, она расталкивает прелую листву, ей кажется, справься она с этой мертвечиной и ей навек обеспечено счастье и бессмертье.

Неужто она не знает, что под серым осенним небом возможно лишь эфемерное, призрачное счастье. Зеленая травка, как то молодое поколение двадцатилетних, мечтавших, вернуться домой с победой, но скошенных на корню в горниле былой войны.

Ударит мороз, день-другой юные побеги поникнут, почернеют. Так оно и будет. Но корни – здоровые, наполненные стремлением питать, двигать вверх молодые побеги – останутся, будут жить под землей, а значит весной, здесь опять прорастет веселая трава, везде, кругом станет изумрудно-зелено.

На левом, высоком берегу реки цепко вскарабкались кварталы городка. Словно Монмартская башня над прокопченными стенами домов возвышается высотное здание гостиницы. Даже от реки видны большие неоновые буквы на ее челе – Visbutis. Выщербленными террасами к берегу сбегают жилые строения, крытые потерявшей цвет черепицей, отчетливо различимы прорези улиц, будто борозды морщин на лице изрядно пожившего человека.

Черными тенями выступают парки, скверы, сбросившие листву, они затушевывают, но вовсе не скрывают увядшую кожу строений.

Старый, замшелый городок, с грубыми швами пластических операций, хаотично возникших новостроек. Несомненно, эти чужеродные вкрапления портят благородный вид города. Но его мудрые зеницы, смотрящие сквозь «новомодные очки» остекленных кубов, располагают к себе, им доверяешь.

Влюбляются именно в эти задушевные глаза. Они неназойливо западают в сердце, вошедшему с ними в контакт, они зачаровывают. И уже не миновать новых и новых с ними свиданий.