Выходит Яков Васильевич, ты считаешь, что власть существует во вред простым жителям, получается ты анархист, – Облов усмехнулся.

– Эка ты хватил! Я такого не говорил. Совсем без власти тоже нельзя. Тогда промеж людей такой разбой начнется, что только держись. Власть она для порядку дана, хотя, признаю, вершат ее дурные люди. А может быть, потому и дурные, что задача поставлена им – не дозволять простонародью лишнего. Я тебе вот, что скажу, я не против власти, по мне все едино, что царь, что генерал какой, что советы теперешние. Жить можно всегда, главное не бунтуй, делай свое дело и не лезь, куда не просят. Мудр тот, кто живет сам по себе, оно, конечно, нужно подлаживаться, уживаться – да это не трудно, совсем не трудно.

– Да я и сам вижу, зря пошел против советов. Лучше бы мне, как ты говоришь, – взять да и подстроиться, тянуть лямку тихой сапой. – Облов хитро прищурился. – А ну, ответь ко мне тогда – а зачем ты сам пошел грабить склады, не с голодухи же, выходит и ты против власти колупнулся? Что-то не сходится у тебя Яков Васильевич, или не так?

– Да ведь, не я один пошел грабить, всем миром пошли. Получается, и нет тут моей вины, я как все. Человек не может без того, чтобы не хапнуть на халяву, сам знаешь – не урвешь, не проживешь. Простота все наша – «рассейская»…

– Хитер ты, Яков Васильевич, не подловишь тебя!

– А зачем ловить, я не беглый какой. Существую как все, думаю как все, мне мудрить не к чему, знаю одно – живи, пока живется, а там, что Бог пошлет.

– Пожалуй, ты меня убедил, старик.

– Вот и я о том же…. Ты вот, Михаил Петрович, не знаешь как дальше быть? А ты сломай гордыню, да и живи как все. Притулись к этой, черт ее задери, власти, женись, обзаведись хозяйством. Жалко, разумеется, батюшкиного наследства нет. Отняли все, ну и ничего, начни сызнова, не ты один…. А там детки пойдут, и будет тебе радость. Живи просто, выкинь всякую шелуху из головы, оно так лучше будет.

– Да уж, прозябай, обывательствуй, плоди безмолвных скотов…

– Ты зря так о людях? Не скотов, а рабов божьих, – разницу разумеешь?! Людей, человеков – в человеке вся истина и есть…

– А я считал допрежь, что истина в том, чтобы убить в себе раба!?

– Да кто тебе сказал-то об этом? Сам-то навряд дошел? Звучит красиво, а смысла то и нет. Кто научил такой ерунде?

– Был один такой, – Чехов, писатель, да ты все равно не знаешь…

– А ты не живи чужим умом. Все эти слова в одно место воткнуть! В жизни – главное приспособиться. Ласковое телятко две матки сосет, так-то вот…

– Складно гуторишь, Яков Васильевич, только все это вокруг, да около. Ты вот присоветуй, как мне сейчас поступить, в моем-то конкретном положении, ведь я как бы вне закона теперь состою?

– Ну что же…. Я думаю так – поезжай ты, куда глаза гладят. Рано, поздно сыщется местечко, что любо будет душеньке твоей, там и остановись, там и притулись.

– Этак я, дядя Яша, век буду искать то заповедное местечко. Я, может быть, и так его всю мою жизнь ищу, полмира исходил, ан нет – не напал еще. Понимаешь, надеюсь, меня?

– Чудной ты человек, Михаил Петрович, словно дитя малое. Да выправь ты себе справный документ, не думай ни о чем, да и не морочь себе и людям головы…

– Все-то на словах ловко получается, а коснись, – чёрта с два?! Как это не думать, на то и голова дана?

– Бог тебя знает Михаил Петрович, блаженный ты что ли, али тронутый или контуженный – не пойму? Давеча налетел на мужиков, как коршун какой, я-то подумал, не новый ли комендант объявился или с чека большой начальник? Лихо у тебя вышло! Пригляделся, батюшки, так то-же Облов?! Ой-ей-ей, как он тебя путает-то – враг рода человеческого?! Грех один, да и только! Может тебе взаправду покаяться надо? Сходить в Троицу, али лучше к Печерским угодникам в Киев, а что, говорят, здорово помогает. Да, одно скажу, закисать тебе паря никак нельзя, пропадешь ни за понюх табаку, пропадешь.