– Боги, почему так сложно? – вздохнул Берге, нервничая.

– Спокойно, у тебя есть я, я прослежу, – улыбнулась Лили. – Вставать, как ты понимаешь, во время действия ампулы, нельзя. Да тебе и не захочется.

– Как долго всё это длится? – поинтересовался Берге.

– Тебе покажется, будто прошла вечность, а на деле пройдёт всего пятнадцать минут. Да, в отличие от многих других коктейлей, после данного опыта ты будешь чувствовать себя очень бодрым. Такого типа смеси наиболее популярны, так как на работе все устают, очевидно. Будешь свежим, как после гибернации, – Лили похлопала Берге по плечу, пытаясь уловить в нём любые следы негативных эмоций: паники, страха. Быть может, Берге мог это скрывать. Внешне никаких признаков страха заметно не было.

– Знаешь, Берге, я хотела так же добавить, и это очень серьёзно: если после сегодняшнего приключения ты не пожелаешь более со мной общаться, то я прошу – просто забудь обо всём, что было. Мы все живём этой жизнью, даже полиция посещает эти заведения.

– Лили, я никогда даже не подумаю об этом, – сказал Берге нетерпеливо. – Только меня ошеломляет всё это, и я должен всё это переварить, знаешь, слишком много противоречий, давай мы поговорим обо всём этом позже?

– Хорошо, Берге, идём, нужно найти место в зале.

В зале все ожидали, на кого-то уже начало действовать, но шоу ещё не началось. Кемдер и Алинук сидели неподалёку. Берге с удивлением рассматривал ассембледов: все они имели интересные съёмные модификации, многие имели удаляемые узоры, которые назывались «тату». Съёмные пластинки-маски на лицо, съёмные пластины на руки и плечи, цепи, кольца, всё звенело и сверкало. Он слышал о таком, и он читал проповеди о том, что всё это неправильно, что боги одарили ассембледов самым правильным и функционирующим телом, а потому его не нужно осквернять.

– Почему они пытаются поменять свой облик? – спросил тихо Берге. – В чём причина?

– Потому что они не хотят быть одинаковыми. Они хотят сами что-то решить для себя, хотя бы то, как они выглядят, хотя бы здесь и сейчас. Хотят выделиться и быть своеобразными, не быть определёнными какими-то богами, которых они никогда не видели, не быть определёнными своей ролью и работой в обществе, которую точно так же выбирали не они сами. Поэтому существует целый подпольный рынок всего этого барахла.

– Ты тоже чувствуешь себя, как они? – удивлённо спросил Берге.

– Возможно, Берге, но я надеюсь выделиться своими действиями и тем, что находится вот здесь, – Лили показала на свою грудь, где прятались процессоры. – Поэтому я сомневаюсь и задаю вопросы. Мне не нужны доспехи из керамики с краской поверх, будь она сколь угодно ценной, чтобы чувствовать себя в чём-то выше и лучше остальных. Ты можешь говорить что угодно на своих проповедях, но именно желание быть выше и лучше остальных движет нашей жизнью. Лучше и выше хоть в чём-то, главное найти это что-то. Кто-то действительно любит свою работу и делает её хорошо, и гордится этим, и видит цветные сны в спокойной гибернации. Кто-то ненавидит соседей за то, что окна их квартиры выходят на закат, а не восток, и эта мелочь, в которой нет абсолютно никакой логики, позволяет им со спокойным процессором уходить в сон. Кто-то верит в то, что все вокруг лгут и ненавидят друг друга, и только он единственный честен со всеми и любит всех, и живёт по канонам богов несмотря ни на что, и в этом он лучше всех, и это позволяет ему продолжать жить и работать.

Лили вдруг замолкла, и сказала приятным изменившимся голосом:

– Оно уже действует!

Берге заметил внезапное приятное чувство, разливающееся по телу. Он чувствовал, будто каждый датчик в организме ликовал, камеры начали сходить с ума. И вдруг началось шоу: гигантские клубы дыма заполнили помещение, их пронзали световые узоры, сменяющиеся ритмично под музыку. И музыка была непохожей на всё, что он ранее слышал.