— Читает и хмыкает такой, как будто есть что-то более интересное, чем я! — возмущалась Люда. — Я уже и глазки построила, и склонилась чуть сильнее, и ручку нечаянно уронила. А он аж не отрывается от своего текста. Я всё пыталась разобрать, о чем пишут. А там чепуха какая-то. Штрихкодирование и прочая муть. Тьфу!

Мы забрали Артема из школы и долго нарезали круги по всем детским площадкам района. Люда злилась и безостановочно бухтела про молодых импотентов, а я хихикала. Хорошо, что обошлось без поножовщины — подруга просто ушла, хотя могла бы высказать всё, что думает.

— Ну, ничего, я его ещё достану. Не мытьем, так катаньем.

В этот момент телефон пиликнул, оповещая о новом сообщении. Я вгляделась в незнакомый номер.

Арина, это Максим. Мне понравилось, как вы разобрались с отсутствием штрихкодирования. Думаю, это решение можно озвучить на совещании.

Ой. С каких пор мы перешли на «Арина» и «Максим»? Ещё днем были по имени-отчеству как приличные люди. Ой-ой-ой. А откуда у него мой номер? Неужели в базе раздобыл? Какое гнусное покушение на персональные данные!

Почему тогда мне хочется глупо улыбаться, словно я получила первую в своей жизни похвалу?   

— Кто пишет?

— Да так.

Не стоит признаваться во всем Люде. Во-первых, она тут же попросит телефон Скворцова для каких-нибудь мерзопакостных делишек, а во-вторых, если поймет, что «бумажки», в которые он вчитывался, были моими наработками — убьет обоих. Без суда и следствия.

— Принесу завтра пирог на весь отдел, — продолжала размышлять Люда. — Ну и ему кусочек вручу, скажу, что у меня традиция по пятницам готовить вкусности.

— Ты всерьез считаешь, что человек уровня Скворцова поведется на пирог?

— Домашний, с повидлом! Где он ещё такой попробует? — Она облизала пухлые губы, давая понять, что пирогом не ограничится.

 — Мам, а мне пирог? — спросил Тёма.

— Тебе я приготовлю отдельный, котеночек. Будешь сам месить тесто?

— Да!

Она потрепала сына по волосам, а я с улыбкой подумала о том, что в погоне за мужчинами Люда никогда не забывает о ребенке. Её можно осуждать за беспорядочность в связах, но плохой матерью не назовешь.

Сын всегда на первом месте.

И это главное.

Мы распрощались на автобусной остановке, и я поехала на дребезжащем автобусе к панельной многоэтажке. Грязно-серого цвета, с ржавыми периллами балконов, этот дом давно прожил свои лучшие годы. Я помню его молодым, когда приезжала к бабушке в гости и с удивлением считала этажи. Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…

— Бабушка, мы живем на пятнадцатом этаже? — спрашивала маленькая я.

— Да, — улыбалась та и показывала пальцем на окна нашей квартиры.

— Так высоко! — восхищалась я, задрав голову.

Бабушка скончалась три года назад, и после её смерти начал дряхлеть дом. Наверное, впервые я посмотрела на него новым взглядом в день похорон. Помню, как застыла у подъезда, подняв голову, как раньше. Всмотрелась в черноту окон. Сразу высветились все трещины, что рассекали панели. Стали видны замазанные швы.

Иногда мне казалось, что дом должен развалиться на куски, но он держится.

Сегодня в окнах бабушкиной комнаты горел свет. Почти как раньше. В груди сдавило от боли, которая не могла утихнуть долгие месяцы.

Я открывала дверь с тяжелым предвкушением, долго не могла попасть ключами в замочную скважину. Пальцы словно специально не слушались. Неспроста. Потому что внутри обнаружилась счастливая парочка, одетая в одно нижнее белье.

Они издеваются, что ли?!

— Привет! — Марго помахала мне неизменным бутербродом. — Я купила продуктов, злюка.

— Спасибо, — безразлично сказала я, скинув неудобные туфли и пошевелив пальцами.