Все еще не веря в происходящее, Леня схватил первую, подвернувшуюся под руку доску от разобранного поддона и наотмашь плашмя, со всей силы ударил ею сторожа, никуда особенно не целясь, но попал по голове. То, что случилось дальше, было настолько неожиданно, что Леня застыл во второй раз. Доска, почему-то не отскочила от удара, как можно было ожидать, а наоборот, прилепилась к чернявой голове сторожа. Тот, не издав ни звука, замер на секунду-другую, потом медленно повалился вбок, в мокрое месиво картона, стекла и виски. Его ноги судорожно дернулись, чуть подтянувшись к животу, будто он снова собирался встать и, вытянувшись, ослабли. Доска, как приклеенная держалась у виска и оттуда неторопливыми толчками пошла стекать кровь на его удивительно спокойное лицо. Заливая открытый глаз и, спускаясь по носу, кровь закапала на грязный пол. Леня повалился на колени – на том конце доски у виска отчетливо виднелась серая с крупными насечками шляпка гвоздя-сотки. Не успел парень его вытащить… Не успел…

Макс, кряхтя, с трудом сел, опираясь на слабые дрожащие руки, застонал от боли и, подняв к лицу окровавленные ладони, стал выбирать из них стекла. «Спасибо, – просипел он, глядя на ладони и, пнув ногой лежащее тело, добавил, – Вот, сука. Как железный был. Ты его сделал. Ты… Уходить надо, Леня».

Но Леня не слышал его, не в состоянии был. Происшедшее оглушило его, навалилось и подмяло, не давая встать с колен. Еще сегодня вечером он жил в другом мире – безопасном, надежном, миролюбивом и вот теперь стоял на коленях за чертой и по эту сторону черты была уже другая жизнь. Жизнь, в которой есть убийство. Где можно просто взять и убить. Господи, я убил… Ну, что за мерзкий запах здесь стоит! Наверное, так пахнет Смерть, вот, что это такое! Его опять стошнило.

И пришло опустошение… Будто оборвалось что-то… Вот и все, думал он… Какая-то часть меня, с которой я жил, ушла. Почему я ничего не чувствую? Это не сторож умер, нет… Это умираю я… Какая-то часть меня, с которой я жил, ушла. Утеряна навсегда и нужно как-то жить дальше без этой части, а я даже и не знал, как она называлась.

«Пришла беда – отворяй ворота», ехидно речитативом крутилась старая пословица где-то на краешке сознания.

О чем я думаю?.. О чем?! Я же человека убил! Человека!!! И, вторя его мыслям, в опустевшей голове протяжно зазвучало колокольным бомом: «Уби-и-ллл! Уби-и-ллл! Уби-и-ллл!» Он посмотрел на, сидящего на полу Макса. Взрывая мозг, бешено понеслись в голове мысли. Кто я? Паштет!? Пудинг!? Идиот кулинарный!? Да я сейчас тебя, да всех вас такою же доской! Доской!!! Я тебе такой паштет покажу, жрать замучаешься!!! Гад, сволочь, лекции мне читал, а я вот убил! Убил из-за тебя!!! На лице моем теперь будет написано – «Убил». Господи, да кто же я, убийца, что ли!? И Леня затосковал, завыл в тоненький голос: «Я-а-а-а, х-а-я!!!» Испуганный Макс, в грязном спортивном костюме, бывшем когда-то белым, по-кроличьи припрыгал к разбушевавшемуся приятелю и стал полушепотом увещевать: « Ну, Лень, Леня, надо уходить. Уходим, Ленечка, и, пытаясь поднять его с колен, натужно приговаривал, – ну, давай, давай. Дава-ай»…

Леня замолчал. Ему вдруг стало безмерно скучно. Он безразлично посмотрел на абсолютно незнакомого ему, затравленно озирающегося парня в грязном спортивном костюме.

– Ты, иди. Я потом, – неожиданно для себя, как старший младшему устало приказал он.

– Да-да, ты прав, я пойду. Только ты никому, ладно? – облизнул губы Макс и, пригнувшись, быстро выскользнул из подсобки магазина.

Леня встал с колен и постоял немного, не до конца еще доверяя действительности, опустошенно глядя на разбросанные доски, с торчащими гвоздями, влажно поблескивающую лужу, на разбитые бутылки, избегая смотреть на самое страшное. На скрюченную фигуру того, кто недавно мог что-то говорить, что-то делать, кто был жив еще десять минут назад, хотя он-то больше всего и притягивал взгляд. «Надо уходить». Да. Надо уходить… И, повернувшись, Леня тоже пошел вон оттуда, где перевернулось все с ног на голову. Где обычный паренек, который хотел просто жить, вдруг получил неожиданный опыт. Опыт, с которым придется жить дальше, измеряя жизнь другими категориями…