Анатолий Валентинович весь был поглощен желанием, чтобы у парня ничего не получилось. А то, в каком тоне Григорий говорил с ним сейчас, ему было не важно. Опираясь на свой опыт и силу своего характера, он и не ждал теперь уважительного отношения к себе. И был уверен, что коварный и нахальный молодой Серов уже спит и видит себя в его кресле. Круглова занимало только то, как скоро Григорий провалит задание. Поэтому негативная реакция Гриши ободряла его. Это вселяло надежду, что мэр одумается и выберет для дальнейшей работы его – опытного и заслуженного, каковым он, без сомнения, себя считал. Он уже планировал, как напросится на прием к мэру в течение дня и скажет… так, между делом, что Григорий был сегодня у него и похвастаться продвижением в деле не смог…

– Я могу идти? – нетерпеливо спросил Гриша. Ему уже невыносимо было присутствие в кабинете начальника, которому он впервые решился отвечать таким тоном.

– Иди! – ответил руководитель. – Не пытать же тебя, в конце концов. Но все-таки звони хоть иногда! Так, из уважения хотя бы… – съязвил напоследок Анатолий Валентинович.

Не медля ни секунды, Григорий покинул его кабинет.

Он прошел через весь свой офис, не сказав никому ни слова и даже не отвечая на приветствия коллег. Внутри него все кипело.

Выйдя на улицу, молодой человек сел в машину. Внимание его четко фиксировало все происходящее вокруг, но сознание ему сейчас не принадлежало. Он хотел отъехать поскорее от здания администрации, чтобы больше не встретить никого из знакомых. Он понимал, что сейчас способен наговорить гадостей кому угодно, и как-то интуитивно решил ехать к Волге.

К самой реке близко подъехать нельзя. Гриша оставил машину на ближайшей свободной парковке и пошел вдоль набережной. Ему хотелось успокоиться. Он думал о том, что зря выказал неуважение к начальнику. Зря, потому что, в сущности, тот здесь вообще ни при чем. «Понятно, что Анатолий Валентинович ядом дышит. Но ведь злит меня не это…» – размышлял мужчина.

Тучи плыли над Волгой хороводом. Дождь готов был пролиться в любую минуту. И Гриша присел за столик в ближайшем кафе, у которого был навес. Он заказал кофе и стал смотреть на воду. По Волге плыли баржи и теплоходы, с которых доносилась музыка. В кафе не было никого, кроме него и девушки за барной стойкой, которая любезно готовила ему напиток.

Он тщетно пытался привести мысли и чувства в порядок. Все было сумбурным…

Полил дождь. Волга померкла за его струями. Григорий вспоминал прошедшую ночь. Обстановку в доме Софьи Ильиничны. Танцующее пламя свечи в руках женщины и ее серые добрые глаза. На душе стало тепло и спокойно, но ныло где-то в глубине горла… Он глотнул кофе. Закурил. Дождь все усиливался. Тент навеса вибрировал от потоков воды. Гриша сидел неподвижно, уставившись на струи дождя, уже совсем скрывшие реку. Он не мог понять, что делать дальше? Память все прокручивала обстановку купеческого дома, каждую мелочь, которую он видел там.

Вдруг он услышал знакомый звук саксофона: «Не может быть… – подумал Гриша. – Где он? Как он может играть под таким дождем?» Мужчина стал искать музыканта, нетерпеливо вертя головой. Но дождь лил сплошной стеной, сквозь которую неслись только звуки мелодии…

И вдруг из непроглядной завесы воды вышла странная фигура. Это был он – тот же самый музыкант. Он играл уверенно и спокойно, и дождь не смущал его ничуть. Григорий заулыбался, оценив изобретательность музыканта: над саксофонистом был раскрыт зонт, который он как-то закрепил у себя за спиной. Это был зонт-трость огромных размеров. С него струями стекала вода, но музыкант был сух и чист. Там же, за спиной, болтался ящик от инструмента. Он был раскрыт и словно приклеен к спине мужчины. Правда, в нем не было ни копейки.