Пребывание «гостя» явно и неприлично затягивалось и начинало приобретать подозрительный оттенок.

Потому что дни шли. И прошел уже месяц, и истекал – второй.

У них даже сложился определенный, немного правда странный и своеобразный, но почти «семейный» уклад жизни.

Маня однажды об этом задумалась, когда варила гречку.

По вечерам они жили «иной», вполне сносной, «человеческой» жизнью, а вот днем…

… Днем творилось что-то невообразимое.

… Бог знает что!..

Отношения между ними менялись и как-то развивались в сторону… в идиотскую сторону, надо сказать!..

Нет, поначалу Маня вела себя с Лешей даже несколько свысока – в силу своего руководящего положения «медработника» и вообще – «хозяйки дома». Потом – снисходительно по отношению к выздоравливающему «больному», щадила его.

Следующая стадия – старалась быть просто на равных, пытаясь установить с ним нормальный, достойный стиль отношений.

… Но не давался он, хоть застрелись!

Больше того, как-то так пошло, что с каждым днем Леша, на глазах набирающий силы, на глазах же и наглел. Грубил и дерзил – окончательно «забивая» Маню и «переигрывая».

Дело в том, что Леша оказался «игрун». Неуемный озорник и весельчак. То ли шило у него было в заднице или в другом месте, то ли просто развлекался… Но как факт – Леша классно «зажигал», умело организуя милые, где-то даже душевные ежедневные «семейные» склоки и перебранки – своего рода увлекательную «дневную дискотеку», искрометный «танцпол».

Он легко одерживал верх. Из их дневных «схваток» победителем всегда выходил он.

Сцены и «номера» – практически одни и те же, изо дня в день, в тех же декорациях. Репертуар ограниченный, но устойчивый, разговоры повторялись зеркально и неизменно – вариации на тему. Но рос напор и, соответственно – «накал страстей». «Диджей» Леша оттягивался умело. Верховодил легко и без усилия, набирая обороты и наращивая темп во время их «дневных дискотек», и вконец так разошелся, что Маня окончательно «ослабла». Неловко защищаясь и вяло отбрехиваясь, она сдавала позиции одну за другой.

То, что он повторялся, Лешу, видимо, мало волновало.

Да и Мане легче от этого не было, и дела не меняло.

… Или он все более и более странно на нее действовал?… Дело было в ней или… в нем?

Фиг его знает.

Маня уже плохо соображала и уныло плелась в хвосте событий, не совсем отчетливо понимая – что же, собственно, происходит?…

А Лешу было не остановить. Он «зажигал» – во всех смыслах. Во-первых – тем, что упорно не уходил. А во-вторых – в прямом смысле. Но – исключительно днем. И кстати, был неправ, когда говорил, что у них с Маней – все как у людей, как положено.

У них-то как раз все шло шиворот навыворот. Народ обычно днем – серьезен и работает. А вечерком, после трудового дня – расслабляется и оттягивается, кто как может. А у них – с точностью до наоборот: неслабый «оттяг», вдохновенно режиссируемый Лешей – каждый Божий день.

А вечером…

Абсолютно другая жизнь и «иной» Леша – каждый Божий вечер.

И по кругу, по кругу… День за днем.

Без малого – два месяца.

… Так-то.

Произошло событие, которое можно отнести в разряд знаменательных – Верка нанесла им визит.

Последнее время Маня с ней общалась, но дозировано, вела себя осторожно и на контакт особенно не шла – держала дистанцию. Вера позванивала, но ненавязчиво, проявляя такт. Маня всегда ее благодарила за помощь и по телефону и когда изредка встречала на улице, по пути на станцию.

А тут как-то Маня встретила Верку у магазина. Они разговорились и пошли обратно вместе. Расспросив Маню что да как, Верка ловко подвела к тому, что ей пора, наконец, нанести им «визит вежливости» и обмыть окончательное выздоровление «больного».