– … Ты мне уже три дня не читаешь – дописываешь. Мань, ты обещала, – обиженно гудел он своей хрипотцой он из-за двери. – Жалко, что ли?

– Ну хорошо, хорошо, – завздыхала Маня и послушно заскользила по файлу. – Где это… а вот… Слушай.

… По вечерам у них вообще все было не так, как днем. По вечерам они жили совершенно другой жизнью.

У обоих, злой удавкой, подступала, накатывала тоска – у каждого своя.

Маня поспешно глотала свою капсулу – единственную, на ночь.

А Леша…

С Лешей по вечерам происходила поразительная метаморфоза. Он до неузнаваемого менялся – прямо на глазах. Леша днем и Леша вечером – два разных человека, ничего общего.

После ужина он обычно отправлялся один на крыльцо, где стоял или сидел в уединении, понурив голову, минут 15. Затем возвращался в дом к Мане, которая суетилась на веранде с посудой – совсем другой человек. Серьезный, мрачноватый и… как бы застегнутым на все пуговицы. Ни следа дневного балагурства и ерничанья. Крайне корректно он спрашивал у Мани разрешения посидеть часок за ее Notebookом. Маня разрешала. И Леша усаживался перед компьютером.

Маня, кстати, несколько раз предлагала ему воспользоваться интернетом днем, фильм, например, какой-нибудь посмотреть или спорт – хоть чем-то заняться. Но Леша регулярно отказывался и к компьютеру подходил только вечером, официально испросив разрешения.

Сначала он быстро просматривал новости, обычные и экономические, потом криминальные – хронику происшествий. Покончив с новостями, надолго углублялся в какие-то непонятные сайты, перемещаясь из одного в другой в шахматном порядке.

Откинув широкие плечи на спинку стула, Леша сидел с жестким, непроницаемым лицом, время от времени небрежно шевеля «мышью».

И по мере того, как он так сидел, атмосфера в комнате и по всему дому начинала густеть и становиться вязкой. Со стороны Notebookа, от Лешиной спины неудержимо расползалась, била тяжелой струей – крепкая, едкая мужская ненависть, настоянная на черном, злом отчаянии.

… В тот вечер, ближе к ночи, воздух загустел настолько, что его можно было резать ножом и ломтями класть на хлеб.

Маня, стараясь не шуметь, ходила по дому, доделывая привычные дела и незаметно поглядывая на Лешин каменный затылок. Несмотря на всю сталь и жесть, которые Леша излучал, Мане было его почему-то очень жалко.

Она тихо вздыхала, стараясь не привлекать внимания.

Проходя по комнате у него за спиной, она вдруг на ходу, практически не притормозив, провела рукой по «бетонному» затылку, как бы снимая напряжение – погладила Лешу по голове, по серому ежику.

Здоровенные плечи едва приметно дрогнули – Леша застыл, глядя в монитор. А Маня, не останавливаясь, проследовала дальше на веранду, а оттуда на участок, как будто в туалет, а на самом деле – топор вынести.

Леша слегка улыбался, не отрываясь от экрана, когда Маня вернулась. Взглянув на нее, неожиданно подмигнул – понимающе и насмешливо, «по дневному».

… Ввиду топора, надо полагать – догадался, зачем выходила.

Ну и пусть. Настроение у него, главное, явно улучшилось – он уже вполне по-деловому орудовал «мышью» и постукивал по клавиатуре, иронично улыбаясь себе под нос.

Минут через сорок он уступил Мане место за Notebookом и отправился спать.

Но, как оказалось, не спал, а ждал, пока Маня досочиняет очередную порцию своей сказки. И настоял, чтобы Маня прочла ему дальше – с того волнительного для Леши места, где они остановились – про загрустившего без мяса Людоеда-гостя и про маленьких аппетитных детей.

… Таким вот образом у них с Лешей все и происходило, тянулось и можно даже уже сказать, неудержимо неслось – в непонятном для Мани направлении.