– Ты как? – слышу я и открываю глаза. – Боишься летать?

Зелёные с золотыми искорками глаза влекут и проникают одновременно, обволакивают теплом. Отрицательно качаю головой.

– Всё хорошо! Не боюсь я летать.

Вновь подтянув к себе коленки, сворачиваюсь в кресле калачиком и поворачиваюсь к нему лицом.

– Расскажи о себе. Ты женат? Дети? Внуки?

Он улыбнулся.

– Допрос?

Я утвердительно кивнула.

– Ага. С пристрастием, то бишь, с пристрастным любопытством. Кольцо, вижу, не носишь.

– Тебе как? С подробностями или сухие факты подойдут?

– Сухие. Сначала. К подробностям перейдём потом. – Из меня испарилось смущение, и, как в таких случаях со мной бывает, на смену смущению заступил чертёнок.

– Хо-ро-шо. Холост. Детей нет. Соответственно, и внуков тоже. Родителей уже нет в живых. Женат никогда не был, не гожусь, видать. Какие подробности леди интересуют? – Он вопросительно уставился мне в лицо. – И да! Забыл главное! Женщин люблю!

По мере поступления «фактов», я наполнялась удивлением и вопросами, но вовремя подавилась главным: «Как это – не гожусь?»

Он отвернулся, вытянулся в кресле, бросив вперед длинные ноги. Его рука лежала на подлокотнике, я провела пальцем по рисунку вен, вены не выступали над поверхностью, просто просвечивались сквозь кожу. Чертёнок, не покидающий вахту, требовал дурацких действий – я потянула руку к себе. Безрезультатно!

«Серёжка, я же знаю, всё твоё внимание сейчас сосредоточено на этой твоей руке!»

Демонстрируя усилие, я обеими руками старалась отлепить его пальцы от подлокотника. Ойкнула от неожиданности, когда рука метнулась, и обе мои ладошки оказались зажаты в его ладони.

– Леди флиртует? – спрашивает, искрясь насмешливым взглядом.

– Угу, – легко согласилась я. – Отпустишь?

Он покачал головой – нет. Удерживая мои руки, приближает лицо. Дыхание, как ветерок. Хочу закрыть глаза. Струна в груди звенит, мешает дышать. Сейчас поцелует. И… я испугалась, дёрнулась в сторону.

Он разжал ладонь, вновь растянулся в кресле и прикрыл глаза.

– Ты совсем не изменилась, только теперь я уже не мышка.

Помолчали.

– Ты где живёшь? – спрашиваю. Молчит. – Серёжа… Серёжка, я не знаю, как себя вести!

– Живу в Дюссельдорфе. Много езжу, так что чаще живу по гостиницам. Прага, Лондон, городки в Италии, Португалии, на этот раз Стамбул.

– А гражданство?

– Россия. Но, наверное, начну оформлять в Германии. Давно бы надо, чего-то тяну. Россиянин я, – закончил он недобро, с нажимом.

– Россию не любишь?

– Власть не люблю. Российскую. Всё через *опу. Время идёт, ничего не меняется. Я и бизнес в России свернул, точнее, сам свернулся из бизнеса.

– Вынудили?

– Отдал другу. Мы с ним начинали в 90-тые, много раз в долгах оставались, карабкались, пока не нашли своё. У него семья, жена из России не хочет уезжать. Вот и стал он единоуправным хозяином.

– А я к власти отношусь ровно. Управляют, как могут.

Усмехнувшись, он взглянул с интересом.

– Далеко от комплемента! Что взять с убогих?

– Убогие мы. Они такие, каких мы заслуживаем. Жалеешь? – В ответ на непонимающий взгляд, я пояснила: – Что бизнес отдал?

Сергей ответил легко, с улыбкой.

– Нет. Он теперь у меня в долгу. – Подмигнул и как-то совсем по-мальчишески рассмеялся. – Никак не придумаю, что с него содрать?!

Стюарды сновали по салону, без конца что-то предлагая. Сергей взял вино.

– А ты? Так и не научилась?

– Не-а. Я лучше сок. И лучше несладкий. – И взяла томатный сок.

Я давно уже привыкла к шаблонной реакции людей на мой ответ «не пью и никогда не пила». На первую часть фразы бывает сочувствующе кивающая реакция, дескать, здоровье не позволяет, а то и нельзя, потому как «завязала». А конец фразы – всегда удивление. Как будто нет на свете людей сознательно непьющих.