– Причем, похоже, возникли они в несколько приемов, – добавила патологоанатом.

– Как будто ее душили, отпускали и снова душили? – уточнил Мэддокс. – Вроде эротического удушения или контроля дыхания для сексуального возбуждения?

– Возможно, – согласилась О’Хейган. – Наличие петехий не доказывает удушения, а их отсутствие не свидетельствует о том, что удушения не было: это просто маркер избыточного давления в венах головного мозга. Но в восьмидесяти пяти процентах случаев удушения руками присутствуют точечные кровоизлияния в глазных яблоках. Для этого всего-то нужно тридцать секунд непрерывного давления.

Она передвинула лампу и осмотрела второй глаз.

– При пережатии сонных артерий резкое прекращение поступления крови к мозгу и накопление углекислого газа может привести к ощущениям головокружения и удовольствия, усиливающих чувственность. В сочетании с оргазмом этот «кайф», как уверяют, производит не менее мощный эффект, чем кокаин, и тоже вызывает зависимость.

Крещендо виолончели резко сменилось вкрадчивым шепотом. Лаборанты расчесывали волосы неизвестной, вынимая морские водоросли и сор. Мелких беспозвоночных и посторонние частицы скрупулезно фиксировали и раскладывали в пакеты, документируя каждый фрагмент вещественных доказательств. Флора и фауна в волосах утопленницы помогут определить время с момента смерти и место, где неизвестная попала в воду и откуда, соответственно, ее принесло течением.

– Клок волос срезан, – вдруг сказал один из ассистентов. – Прямо по линии роста волос, в центре лба.

Мэддокс покосился на Лео. Оба помнили о срезанной пряди у Грейси Драммонд – об этом уже кричали все СМИ. Ассистенты О’Хейган сделали фотографию щетины на месте среза.

О’Хейган начала описывать шею покойницы.

– Веревка, удерживающая пленку у шеи, визуально не отличается от веревки, которой пленка перевязана ниже на теле. Узлы на вид тоже одинаковые. – Измерив длину свободного конца, О’Хейган добавила: – Три метра девяносто пять сантиметров от узла на горле.

– Похоже на полиэстеровый шнур. Должно быть, веревка трехпрядная, – тихо подсказал Мэддокс. – Распространенное морское снаряжение, можно найти где угодно. Недавно сам купил несколько метров такой. А узлы рифовые. Любой моряк, скалолаз, бойскаут и рыбак умеют вязать такие узлы.

– У тебя яхта? – поинтересовался Лео.

– Угу, – буркнул Мэддокс, пристально глядя, как О’Хейган переключилась на пластиковую пленку, ища внешние следы – волоски, фрагменты ткани. Вдруг она взяла пинцет и осторожно извлекла что-то крошечное из волокон веревки.

– Похоже, какие-то волосы застряли в одном из узлов и запутались в грубом плетении веревки. – Она снова опустила лупу и начала аккуратно извлекать и рассматривать улику. – Некоторые до двух сантиметров. Есть и светлые, и темно-каштановые. Один белый, жесткий. – О’Хейган помолчала. – Довольно много, но это не волосы, а шерсть животного. И шерсть, и подшерсток.

– Кошка, собака? – поторопил Лео.

– Это нам в лаборатории скажут, – отозвалась О’Хейган. – Шерсть состоит в основном из белка кератина. У каждого вида животных она характерной длины, цвета, формы, со своеобразной луковицей и микроскопическими особенностями, которые позволяют экспертам определять хозяина шерсти.

Волоски отправились по отдельности в бумажные конверты, которые надписывали лаборанты.

– Может помочь определить место преступления, – негромко сказал Мэддокс. – По-моему, на суше, потому что шерсть не морского обитателя.

Виолончель заиграла еле слышно, создавая подспудное напряжение в ожидании очередного крещендо. Шли минуты.