Не знаю, что на меня нашло, но я взяла Розабель с подушки, сказала, что это моя любимая собачка из Ирландии, и спросила, можно ли и ей войти к ним в дом. Потом я принялась гавкать. «Гггав-гав!» Фиона рассмеялась, как будто я мастер пантомимы, и сказала, что, конечно, они будут рады собачке.

Они в общих чертах описали свой дом и комнату, которую приготовили для меня. Потом оба пожали мне руку, словно я для них бизнес-проект, и ушли.

Вскоре ко мне заглянул Майко и спросил, что я думаю.

– Могиты, – сказала я. – Оба. Сто процентов.

– О, Холли, – покачал он головой. – Это все, что ты можешь сказать?

– Ага.

– Так ты хочешь продолжить знакомство или нет?

– Не знаю.

Он снова затянул старую песню о том, что мне пора двигаться дальше, бла-бла-бла, что лучше мне уйти из Темплтон-хауса, бла-бла-бла, что здесь я ничему хорошему не научусь и оставаться просто опасно. Пока он говорил, я возилась в волосах, как если бы у меня завелись вши, притворяясь, что занята более важным делом. Наконец он знаком дал понять, что оценил мою шутку, и понизил голос.

– Я только что узнал. Меня пригласили на собеседование, Холли. На той работе. Так что скоро все решится.

Я оцепенела. На меня словно ушат холодной воды вылили. Все это время тема ухода Майко как-то не всплывала в наших разговорах. Я даже думала, что он, возможно, не получил эту работу, и тогда конец истории, он так и останется моим куратором, а Олдриджи пусть катятся ко всем чертям.

Сменная работа, Холли. Это разрушает мои отношения.

– Собеседование?

Я подняла Розабель и покрутила ее за ухо. На мгновение промелькнула мысль, что, может быть, он не понравится будущим работодателям. С другой стороны, Майко всем нравился. Так что получит он это место как пить дать.

Майко поднялся.

– Да. В следующий понедельник. Так что подумай об этом, Холли. У меня предчувствие насчет Фионы и Рэя. Для тебя это шанс на миллион. Ты можешь сходить к ним на пробный уик-энд.

– О, да?

– Да, Холли. Как тебе эта идея?

Я легла на кровать и осмотрела коричневую переднюю лапу Розабель, воображая, что вытаскиваю застрявший камешек. «Гггав!» – повторила я. Майко прислонился к дверному косяку и смотрел на меня, наклонив голову, словно ожидая вразумительного ответа. Поэтому я подняла Розабель и прорычала собачьим голосом:

– Хорошо. Мы дадим могитам шанс. Гггав.

– Ты серьезно, Холли?

– Серьезнее не бывает.

И Майко просиял, как будто Ирландия выиграла чемпионат мира.

Тогда-то мне и открылась суровая правда жизни.

В первый раз я пошла к Фионе и Рэю на пробный уик-энд. Мы втроем – я, Грейс и Трим сплелись в дружеских объятиях во дворе Темплтон-хауса. Я чувствовала нежную щеку Грейс и шершавые локти сорванца Трима. Майко стоял на крыльце и махал мне рукой.

– Срази их наповал, Холли, – крикнул он.

Как будто могло быть иначе.

Рейчел – как соцработнику – предстояло везти меня на метро к дому Олдриджей. Они жили на улице под названием Меркуция-роуд. По обеим сторонам широкой аллеи тянулись ряды деревьев с желтыми листьями. Местечко выглядело шикарно: высокие старинные дома из желтого кирпича с подъемными окнами. Самодовольные, они смотрели на меня свысока, как на мусор. Фиолетово-серые крыши сливались с цветом неба. Двери в домах были разноцветными, с резными молоточками вместо звонка, прорезями для почты и семью ступеньками перед входом.

– Вот он, – сказала Рейчел. – Номер 22.

– Да.

– Как ты себя чувствуешь, Холли?

– Прекрасно.

– Не нервничаешь?

– Не-а.

В тот первый уик-энд я делала все, как велела Фиона. Легла спать, когда она предложила. Снимала наушники, беседуя с ней. Я старалась не обращать внимания на то, что ее разговоры больше напоминают записанное объявление в метро. Во всяком случае, так звучал ее голос – как у той женщины, что приглашает на выход и просит не забывать про зазор между поездом и платформой. Голос аристократический, уютный и фальшивый.