Шаул открыл дверь в казарму легионеров и коротко свистнул. Солдаты резко оглянулись на звук.

– Кто из вас видел Мирьям из Мигдал-Эля? – спросил раввин на латыни.

Человек шесть-семь подняли руки…

– Ну, так кто это может быть? – поддел Шаул Луция, и тот стыдливо уперся взглядом в носки своих кожаных сандалий.

– Тот, кто ходит по девкам, знает, кто девкам проповедует, – усмехнулся раввин.

– Ну… Я не хожу, – признался уже немолодой Луций.

* * *

Улочки ночного Иерусалима были подсвечены факелами лишь в самых темных углах.

– …Мы рубили их, как могли, но нас было меньше. Пришлось отступить, – увлеченно рассказывал Луций, поглядывая на Шаула и своих стражников, замерших вдоль стены большого здания.

Начальник стражи и раввин сидели на корточках, опершись спинами на ограждение каменной лестницы. Один из отозвавшихся в казарме легионеров в это время высунулся из-за угла, приглядываясь в сумерках к редким прохожим.

– Я оглянулся и увидел, как тела моих мертвых соратников выставили на вершине, чтобы мы видели… Поэтому мы не щадим врагов Рима. Даже если это безоружные христиане.

– Сегодня все должны остаться живыми, – строго наказал Шаул и, увидев на лице Луция недоумение, добавил: – Вдруг вы убьете какого-нибудь важного свидетеля?

– Да, рав Шаул, – скрепя сердце ответил начальник стражи.

В доме, за которым следил легионер, открылась дверь и оттуда вышел изрядно захмелевший купец. Его поддерживала молодая крепкая девица.

– Это она? – спросил Шаул.

– Нет, – отозвался легионер.

Парочка скрылась за углом.

– Да, еще был случай… – начал было Луций, но Шаул ухватил его за руку.

– …Ш-ш-ш-ш.

В ту же секунду из другого, но такого же темного переулка проскользнула к двери женская фигура с непокрытой головой. Придверный факел на секунду осветил ее лицо.

– Она! – твердо сказал легионер, обернувшись к своим командирам.

Двери харчевни распахнулись от удара ногой. В проеме стояла тучная широкая фигура начальника стражи в полном снаряжении и с коротким мечом в руке.

– Всем стоять! – раздался резкий голос Луция. Он так и не научился говорить на арамейском без акцента.

– Вперед! – добавил командир уже по-латыни и освободил дорогу.

Легионеры забегали внутрь в кожаных доспехах, бронзовых шлемах и с железными мечами наголо. Кто-то из трапезников вскочил и замер как вкопанный, кто-то, напротив, бросился вон к запасному выходу через кухню, сметая скамьи и сдвигая столы.

– Вот она, – закричал кто-то из легионеров, указывая на исчезающую в дверном проеме молодую женщину в темно-коричневом плаще.

За ней тут же бросились несколько солдат. Остальные иудеи, мужчины и женщины, в ужасе прижались к стенам. Никому не хотелось получить тумака или того хуже – тычка коротким римским мечом.

Беглянка вскочила на бочку, устремляясь к распахнутому окну, один из легионеров попытался схватить ее за плащ, но, получив сокрушительный пинок в грудь, опрокинулся и сбил с ног подоспевшего соратника.

Девушка бесстрашно выпрыгнула из окна на мостовую. Еще мгновенье, и она упала бы, ударившись головой о широкий каменный бордюр, как вдруг… ее подхватили сильные мужские руки. Перед ней стоял молодой высокий крепкий мужчина. От его неприятной улыбки девушку бросило в дрожь.

– Что вам нужно? – вскрикнула молодая иудейка.

– Одной ходить опасно, – издевательски протянул раввин, продолжая улыбаться.

Один их легионеров вышел из тени, глянул на задержанную и кивнул, утвердительно угукнув.

Шаул молча потащил беглянку прочь от задворок харчевни, крепко вцепившись в ее левое плечо…

* * *

…Та же комната и те же зарешеченные оконца. Тот же скорбный взгляд и невыносимая боль утраты у ямочек губ… Только не солнце, а луна глубокой ночью. Только не Мирьям из Назарета, а Мирьям из Мигдал-Эля. Шаулу казалось, что это заколдованный круг, что сам он зачарован. Еще бы: он не спал уже третьи сутки.