– Луций! – громко вскричал Шаул после нескольких минут молчания.

Начальник стражи, тучный невысокий римлянин Луций, вышагнул из дверей в сопровождении двух легионеров.

– Уведите ее… эту сумасшедшую, – и раввин, опустив голову на руки, закрыл глаза.

* * *

По иудейским законам тела не должны висеть на распятьях всю ночь. К тому же, мертвое тело должно быть захоронено в течение суток после казни. Но в тот день все пошло совсем не так. Казнь Иешуа совпала с Шаббатом, когда хоронить от заката пятницы до заката субботы не принято. Но появился человек, пожелавший снять мертвое тело с креста и положить у себя в фамильном склепе. И Рим не препятствовал этому. А наутро тело Иешуа исчезло…

Его сторонники превратили это исчезновение в событие, назвав его Воскрешением. Но что было особенно страшно для фарисеев[2]: слово Иешуа ходило в народе.

Опасаясь восстания иудеев, подогретых сторонниками Иешуа, Синедрион решил собрать доказательства для суда над сектой христиан. Для этого нужно было найти тело казненного преступника. Этим и занимался Шаул, допрашивая всех, кого ему удалось задержать с помощью специального отряда римских легионеров.

Большой двор у римских казарм был полон солдат, занятых своими делами. Кто-то нес воду в большом пифосе, кто-то переворачивал сохнувшие на солнце матрацы. Посреди двора конюх прихорашивал взнузданного коня. Тот взбрыкивал и норовил укусить. Шаул чуть прикрыл рукой глаза, ослепшие было от яркого света. Сухими горячими пальцами он вытер взопревший лоб, сложил руки на груди и глубоко задумался.

Расследование, которое ему поручил Синедрион, – выявить зачинщиков среди секты христиан – только началось, а он уже был выбит из колеи беседой с матерью казненного преступника. Почему ему показалось, что Мирьям не лгала? Почему он поверил ей? Нет. Вздор. Побывав среди сумасшедших, начинаешь думать, как они, и в скором времени становишься таким же, как они. Но что же его так терзало? То ли правда, сказанная женщиной, – та правда, которую знал только он. То ли внутреннее ощущение какой-то чудовищной несправедливости, на стороне которой он служил…

Но к делу! Рав Шаул стряхнул с себя бремя раздумий и вошел обратно в дом.

Иосиф из Арифматреи, богато одетый мужчина средних лет с коротко стриженной седой бородой, уже ждал его, сидя за столом. Шаул быстро прошел мимо него и сел в свое курульное кресло.

– Кто взял тело Иешуа из вашего склепа? – не приветствуя уважаемого жителя Иерусалима, спросил молодой раввин.

– Я не знаю.

– Мне сказали, ты честный человек, – Шаул сидел напротив Иосифа, широко положив расслабленные руки на столешницу.

Иосиф тоже был членом Синедриона, но особое положение «дознавателя» позволяло Шаулу вести себя, мягко говоря, бестактно.

– Что ты хотел от меня услышать? – поднял брови арифматреец.

– Синедрион хочет услышать правду о казненном преступнике.

– Их было трое.

Иосиф не лгал. Действительно, рядом с Иешуа на крестах умирали еще двое – Гиста и Десма. Но они, в отличие от учителя христиан, были настоящими разбойниками.

– Не зли меня, уважаемый человек! – начал заводиться Шаул. – Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Иешуа! Меня интересует только он. Сегодня не накажут за правду. Говори!

Иосиф смотрел на Шаула, как старый мастер на подмастерье, которому дали власть в мастерской на один день.

– Почему ты снял тело преступника Иешуа с креста в день Шаббата? – стал напирать на допрашиваемого Шаул.

– Шаббат – праздник семьи. Я – уважаемый и любимый отец семейства. Неужели я не мог поступить в такой день по велению сердца? Иудеям не чуждо сострадание. Или ты забыл? К тому же мне было разрешено…