Это стихотворение тоже написала от имени Володи, словно он от туда говорит…

Я чувствую тебя вокруг
И твои запахи и звуки
И к ним протягиваю руки
Совсем не ощущая рук
И говорю тебе:
«Я здесь»
Но ты меня уже не слышишь,
А только, всхлипывая, дышишь
И кошке говоришь «не лезь»
И фотографию целуешь,
И тихо шепчешь «как же так.
Подай мне хоть какой то знак»…
И что-то на снегу рисуешь…
И тает снег в твоей ладони
И бьется огонек в окне
И пляшут тени на стене,
Сползая в мир потусторонний.
И вдруг я вижу яркий свет,
И в нем мгновенно растворяюсь,
И словно заново рождаюсь:
Малыш, не бойся, смерти нет…

Глава 7

Я долго училась этому – просто быть. Быть и не мешать, помогать, а не мельтешить, молча разговаривать. Надо тебе побыть одному, уезжаю в деревню к отцу или в нашу маленькую студию на Карла Маркса, чтобы если вдруг что-то случится, быстро приехать…. Можешь ночью позвонить «что делаешь, приезжай, не могу один, с тобой хочу». «Вова, ну ты гад. Сейчас буду».


Владимир Соколов у своего театра


Посмотрите мне прямо в глаза
Это вовсе не сложно.
Это синее небо! Там страшного нет ничего.
Время крутит в часах свою тонкую нить… осторожно.
Остановится вдруг и помашет пустым рукавом.
И останется вам лишь одно – только с горя напиться.
И истошно орать в пустоту в своем пьяном бреду.
Если я улечу в те края, где гнездится жар-птица,
То оттуда уж точно сюда никогда не приду.
Улыбается время тогда, когда нам не до шуток.
И идет по воде по песку… как всегда налегке.
Посмотрите скорей, сколько жизни в глазах незабудок!
Только каждая жизнь качается на волоске.

Три часа ночи. Шуршу на кухне, пытаюсь еду приготовить. А ты кричишь из комнаты:

– Чего ты там творишь, иди сюда, все равно говно сваришь.

Ну, Воф…

Терпеть не мог, когда я начинала дома убираться. Категорически ненавидел.

– Воф, ну к нам же люди приходят. Будут думать, что у тебя жена засранка.

– Пусть думают что хотят, тебе-то что за дело до них.

 В чистоте то самим приятнее.

 Отстань со своей чистотой. Чистота это совсем другое.

 Дай хоть пол протру в коридоре. Натоптали ведь. Грязь вся по комнатам растащится.

 Я сказал не надоооо (орет). Иди и сядь вон в кресло. Сядь и сиди. Стихи пиши, а полы пусть другие моют.

Сидим и футбол смотрим. Обсуждаем, как наши в «собачку» играют. Так ночь и проходит.

Володя все про футбол знал. Много рассказывал. А еще мы биатлон любили смотреть и олимпийские игры. К открытию олимпийских игр всегда готовились. Наберем вкусной еды, жуем и смотрим. Обязательно торт – творожная полоска. И в шахматы резаться любили. Он очень круто играл. Я не уступала. Добивал меня до последней фигуры. На доске один Король оставался. Ему нравилось со мной играть. Говорил, хорошо защищаюсь. Умение играть в шахматы и рассчитывать ходы противника спасало меня неоднократно. Шахматы развивают стратегическое мышление. И так я осталась на шахматной доске одна… как шахматный король…

Рассказывал, как они в студенчестве с Валерием Гергиевым в настольный теннис играли. Тоже ведь спорт! Однажды Валерий Абисалович после вечернего концерта в Иркутском музыкальном театре приехал к Володе со свитой, и, вспоминая эти игры, сказал: «Мы ни о чем тогда не думали, у нас был только маленький, белый шарик, который надо было отбить» А еще сказал, что «огромный театр может быть пустышкой, а маленький театр на пятачке великим…». Прав Валерий Абисалович, действительно маленький театр может быть великим, если во главе стоит великая душа…

Но ты ушел и театр перестал быть великим. Мы с Валерием Абисаловичем часто об этом говорим. И слава богу, что он есть в моей жизни. Он очень расстроился, что я позвонила ему только через полтора года. Шумел на меня. Но ты же сам сказал, чтобы я набрала Валеру только тогда, когда пойму, что не справляюсь сама. Я пыталась справиться. Честно пыталась. Но однажды стало невмоготу. После того, как мне перерезали провода на компьютере, причем на твоем. После тебя я на нем работала. Но меня выживали из театра всеми силами, не гнушаясь даже таких грязных методов. Конечно, под покровительством Гергиева, мне стало спокойнее жить. У меня не было цели отобрать театр. Цель была защитить твой дух, твои идеи, твой мир, твою жизнь… отданную Иркутску, память о тебе, так бесчеловечно растоптанную нелюдями. Знаешь, что они должны были сделать в первую очередь – поставить тебе достойный памятник, а не меня добивать. Но они не поставили тебе памятник. Об этом позаботился мой добрый друг Сергей Алексеевич и его друзья. Хотя они очень далеки от мира музыки. Это мои коллеги юристы из прошлой жизни. Они не знали тебя, но памятник поставили именно они, совсем чужие тебе люди.