Все хотят вернуть хори-тумэтов обратно, в Халху. В Халхе не кончаются войны волков, там много стай! Говорят, в старину стаи тоже нападали друг на друга, пока Чингисхан, перебив непокорных, не собрал всех в одну огромную стаю. Он не любил гордых, которые своим непокорством приносят беду всему живому, а потому не пожалел даже собственного брата! Наверное в государстве великого Чингиса была порядок, и никто не убивал друг друга…

Все рухнуло после смерти Даян-хана,^>23 огромная стая снова разбилась на маленькие стаи. Некого стало грабить вдали от родины – накинулись друг на друга. Правильно говорил старый шаман Бургэт о том, что сила связывает и не дает человеку счастья и в конце концов убивает его… В Ара-Халхе жили предки хори-тумэтов, на берегах Онона родился Чингисхан. Здесь нет волчьих стай, кроме их самих. Наверное, теперь будут охотиться за его головой. Как теперь жить без хатан? Кто будет править хори-тумэтами?

– Наверное, во мне течет старая кровь, и я тоже устал быть волком… Зачем надо было отцу и сыну ругаться из-за хатан? Мужчинам не стоило бы ссориться из-за баб. Это недостойно и опасно! – печально прошептал Бабжи-Барас, смотря на трупы убитых воинов, которые ровными рядами были положены на кошму. Мягкие снежинки падали на их скуластые лица и не таяли…

3. ПЛОХИЕ ВЕСТИ. КОСТРЫ В СТЕПИ.

Дули ветры, воздух наливался влажными запахами ветоши и хвои, туманно дымились дали. По степи носилась соловая лошадь без седока, на гриве и сползавшем седле запеклась кровь, она призывно ржала и волочила за собой повода.

Лошадь остановилась у береги реки и, осторожно ступая тонкими ногами на серый ноздреватый лед, начала переходить. Она отпрянула назад, когда до берега оставалось совсем немного: лед под ней треснул и провалился. Хлынула, зашумев, холодная темная вода. Обезумевшая лошадь отчаянно пыталась выпрыгнуть, вместе с льдинами, с ржанием и шумом, окуналась в запенившуюся воду, иногда голова ее на мгновение уходила под воду и снова взмывала вверх. Вдруг она отчаянно рванулась всем телом вперед, выпрыгнула из воды, и толстый лед у берега выдержал… Сбивая ноги, израненная лошадь выбралась на землю и, отфыркиваясь, шумно встряхивая всем телом, ликующе заржала. Солнце заливало реку и степь теплом и сиянием, а в тальниках, покрытых бледным налетом зелени, неумолчно щебетали птицы, на пригорках синели первые подснежники.

На Ононе буйствовала весна!

– Ахэ, плохие вести! – встревоженно выпалил Хонтоли, входя в юрту, даже не поприветствовав и не сняв саблю. Полог круглого свода юрты был полуоткинут, в треножнике тлел под сизым пеплом аргал, дым поднимался к голубевшему между крестовинами свода небу. Бабжи-Барас сидел на мягких изюбриных шкурах, накинув на плечи плотную черную субу.^>24

– Шесть лет после убийства хатан не было плохих вестей… Что случилось? – проворчал он, пододвигая к брату тэбшэ с холдным мясом. Раскосые черные глаза на крупном продолговатом лице вопросительно взглянули на вошедшего. Тот уклонился от взгляда и тихо сказал:

– Старый разбойник Дошхон собрал семь десятков лихих людей и перебил наших, ходивших в набег… Я виноват, ахэ!

– Всех! – привстал Бабжи-Барас.

– Всех! Наши гнали от Хухэ Ула три косяка лошадей, отбив у баргутов. Дошхон обложил их во время ночевки. Прибежала только соловая лошадь Мэргэна…

– Да, Мэргэн был храбрым воином. И соловая у него была умница, – задумчиво, как бы оцепенев, проговорил Бабжи-Барас и вдруг, взорвавшись выстрелом, страшно ударил могучим кулаком в лицо брата. Треснул коротконогий столик, звякнули наплечники и сабля. Хонтоли рухнул возле горевшего очага.