Иванов сел на табурет у койки своего бывшего коллеги.

– Нда-а, – протянул Иванов. – Устроили вы, однако, переполох.

Погорельский молчал. Расходовать энергию на крик не имело смысла.

– А ваши записи… Нда-а.

Вызвать огонёк внутри намеренно оказалось куда сложнее, чем предполагал Погорельский. Ну не было у него никаких эмоций по отношению к этому старому грибу. А к чему были? Даже не слушая скрипучий голос Иванова, Погорельский отчаянно искал повод. Но почему-то не находил. Видимо, слишком большую дозу релаксанта ему ввели. Время дорого, Иванов сейчас ничего не добьётся, встанет да уйдёт. И ещё транквилизаторов назначит. А там – пиши пропало.

Ничего не шло на ум. Только эта фреска со Страшным судом. И почему-то только белые фигуры да разноцветные крылья.

– Не выжил Козелькин-то, – проскрипел Иванов.

Козелькин. Гад. Всё из-за него. Да ещё Савушкин. Алкаш проклятый. Сам себя забил, испортил весь опыт…

Все они… Только и знают, что за воротник закладывать, жён колотят, за детьми гоняются, а потом лечи их… Вот она, вспышка. А теперь Погорельский пристёгнут к кровати, как какой-то псих… Ага, раздувается пожар-то. А всё из-за них, алкашей да дураков… вот оно, марево, стук в ушах, кулаки сжаты, всё тело как стальное…

Рывок, путы… всё в мареве, ещё рывок, лязг, чьи-то крики. Дверь с грохотом сорвалась с петель. Почему-то Погорельский увидел это как будто со стороны. Взмах, ещё взмах, силуэты с криками отлетают с дороги… зачем они вообще нужны? Кто дал им право быть?

Хруст, звон, визг, лязг… открытое пространство. Кто-то вопит… небо… красное, как кровь… громкие хлопки…

Открытое поле, просторное. Хочется лечь в траву и смотреть в небо, где плывут облака с подсвеченными краями. Вот так лежать бы в траве, как в детстве, и угадывать, на что они похожи.

Погорельский и не заметил, как от монастыря добежал до старого каменного моста, дугой соединяющего два берега быстроводной речушки, в этом месте, правда, довольно широкой. Остановился и задрал голову. Прямо над ним плыло большое золотое облако и много маленьких, белоснежных и пушистых. Как трон и фигуры на фреске.

Голоса становились всё ближе. Два резких сухих щелчка, и выгнувшись от толчка в спину, Погорельский раскинул руки и покачнулся. Небо такое чистое, а внизу река… и нет там огненного озера, только облака отражаются в воде да каменный мост с идеально круглой аркой…

– Держи его!

Милиционеры не успели. Погорельский, взмахнув руками, как крыльями, беззвучно крича, повалился назад. Раздался всплеск, брызги долетели даже до низеньких перил.

– Что теперь-то? – Один из милиционеров, что стрелял, поправил фуражку, рассматривая тёмные журчащие потоки.

– Придётся искать, – вздохнул другой.

Но тело профессора Погорельского так и не нашли. К ночи поиски прекратили. Об этом Аллочке рассказала подружка Наденька, санитарка. Её бабушка разливала пиво в палатке на перекрёстке, и поэтому знала всё обо всём, что творилось в городке и окрестностях.

На следующий день продавщицу пива доставили в больницу. Троим клиентам показалось, что пиво разбавлено, и они разломали ларёк. Бабушку Наденьки спасли от добивания проходившие мимо спортсмены. Они же, в свою очередь, чуть не забили любителей пива до смерти.

Когда тех троих везли в больницу, дорогу перебежала кошка. Водитель остановил машину и с бранью кинулся за животным. Кошка взлетела на дерево, и водитель полез за ней, но ветки не выдержали, и он свалился на землю, где его кочергой долго лупила хозяйка кошки. Когда сосед попытался её урезонить, досталось и ему. А потом его жена с криками огрела хозяйку кошки метлой.