Наутро, встретившись на стройплощадке с руководителем проекта, Родион поделился с ним своими сомнениями. Тот отреагировал вполне спокойно:

– Это не проблема, дорогой, можно все посмотреть по записям с камер. Когда начали песок возить?

– Две недели назад.

– А закончили?

– Да уж с неделю, как.

– А возили по ночам?

– Да, чтобы с утра с ним работать. Сам понимаешь, время – деньги.

– Понимаю. Эти записи уже стерли. Родя, дорогой, но ты не переживай, у нас не бывает так, чтобы только один способ контроля. Я сейчас дам команду начальнику склада. У них есть журнал, куда все машины записывают – он включил рацию, что-то пробормотал по-турецки в микрофон, дождался ответа и удовлетворенно кивнул, – Да, можно. Иди на склад. Вон, видишь написано «Амбар»? Это склад и есть; там тебя уже ждет парень. Зовут Али. Он тебе все покажет. Потом меня найди, расскажи, что нашел, дорогой.

– А можно журнал с собой забрать? Я бы в офисе у себя посмотрел и вернул завтра.

– Нет, что ты! Нельзя. У нас такие правила, дорогой, извини. Но Али тебе копию сделает, я разрешаю.

Уже в офисе Родион снова, буквально по одной перебрал все накладные на этот проклятый песок, каждую сверяя с записью в журнале. Получалось, что все машины действительно заезжали на стройку. Тогда куда же делся груз? Испарился он, что ли? Раскольников обратил внимание на графу в журнале, сразу после номера машины. Называлась она, естественно, по-турецки, но он сообразил, что это, скорее всего, название груза, потому что больше чем в половину этих клеток было вписано: «кум» (Родя, пообщавшись уже какое-то время с турецкими строителями, знал, что это, собственно, и означает «песок»). Но тогда почему почти в половине клеток напротив его же машин написано другое слово? Он схватил смартфон и набрал руководителя проекта:

– Извини, что отвлекаю, но тут в вашем журнале у половины моих машин написано «бос». Что это значит?

– Наверное, не «бос», а «бош». Это значит «пустой», по-вашему.

– Как это – пустой?

– Так – пустой. Машина пустая. Без ничего. Понял?

– Да понять то я понял, но у меня на эти машины накладные есть на песок. Это что же получается?..

– Это получается, что тебя твой поставщик обманывает, дорогой.

– Но там же подписи моего мастера.

– Значит и мастер твой тебя тоже обманывает. Мой Али никогда не ошибается.

– Ладно, буду разбираться.

– Разбирайся, дорогой. Давай, я тебе помогу. На будущее пусть твои водители, если будут завозить еще какой-нибудь материал, пусть не только твоему мастеру приносят накладные, но и моему Али. У него каждый грамм на учете.

– Договорились. Спасибо.

– Не за что, дорогой. А мастера своего ты выгони, зачем тебе такой ненадежный человек?

На следующий день Казанец приехал с документами на оплату транспортных услуг. Раскольников встретил его, как ни в чем не бывало, напоил кофе и выложил перед ним все, что нарыл, пока разбирался в этом песочном бардаке. Сеня, отдать ему должное, отпираться особо не стал, но и сдаваться просто так не собирался, поэтому и заговорил ожидаемо:

– Родион Романович, я понимаю, что у Вас есть основания полагать, что Вас обманывали с песком, но рейсы-то машины сделали, и путевки с накладными Ваш мастер отметил. Может это он и устроил эту схему, а водители тут совершенно не при чем.

Раскольников криво усмехнулся, отдавая должное Сениному самообладанию, и иронично заметил:

– Ага, водитель, значит привозит на стройку в кузове чистейший питерский воздух и дает мастеру подписать накладную, в которой черным по русскому написано «песок». И ты считаешь, что он тут не причем, да? Впрочем, я думаю, что придумал эту схему кто-то посообразительнее водителей, и в этом смысле они действительно не при чем. Песочек то, на стройку не довезенный, уже, поди продан давно?