– Иван, не начинать! – скомандовал, изменившийся в тоне сержант.

– Не сержант уже ты мне, Евгений. Ты сам сказал, что теперь я свободен. – посмел возразить маленький бывший солдат.

– Не ты лишь один, а мы все. Это во – первых. А во – вторых, с тобой тут согласен. Тебе я уже не сержант. Но будешь ли ты помнить меня как сержанта? Теперь, сомневаюсь я сильно. – ответил сержант.

Маленький Иван приложил лишь руку к лицу. Над чем – то он думал. То ли над своими словами. То ли над недостойным, с его стороны, поведением сержанта.

– Ваня, ты что загрустил? Видать тоже тяжёлые мысли и к нему наконец – то нагрянули. – сказал один из солдат.

– Знаешь, тяжелее и некуда. Мыслить о важном – совсем уж непросто. Особенно если речь о выходе из этой деревни.

– Так вон же автобус! – сказал Лейтенант и указал пальцем на подъезжающий сельский дряхлый автобус.

Делать что было – особо неясно. Поэтому было без слов решено сесть прямо в автобус. Тем более, он как раз останавливался. Именно поэтому группа солдат и забежала в него. Повезло, что был вечер. Даже час – пик не застал их.

Там сидели старухи. Великий вопрос был как никогда актуален. Они были настолько типичные, что всех даже заставляли задуматься. «Куда они сейчас едут?» – можно точно сказать, пронеслось у всех в голове. Солдаты смотрели по – разному, в силу характера, но один лишь Онегин смотрел на старушек с презрением.

На то две было причины: ему казалось одним унижением слушать их разговоры. Были лишь сплетни одни. Солдаты – то ничего и плохого не сделали, а бабульки их уже осуждали. Онегин всё слышал. И оттого очень злился. И они ему казались сплошь неинтересными.

– Снова эти зелёные ряженые. Каждый раз, как их не встречу – всегда место лишь занимают. Сделали бы хоть что – то полезное, доброе… – слышалось от старухи одной.

Как всегда, Онегину совсем их не жаль. Он знал, что сами они виноваты в подобном бытии. А кого было не жалко, тех всегда его постигало презрение. Такие люди заставляли его всегда чувствовать гордо. Выше голову вверх поднимать. И ощущать себя совсем не последним человеком Земли. Ведь подобные поступки подобных личностей вызывали у него осуждение. И гордость от того, что сам не такой. Другие всё это видели. Но стояли, к счастью, дальше от бабушек, в отличие от своего сослуживца. Но они понимали Онегина взгляд. За год вполне можно человека узнать. И этот взгляд им уже давно надоел. По правде, не сказать вообще, что ребята дружили. Так, сослуживцы, не более. Друг другу за год давно надоели. Сержант на Лейтенанта смотрел. А Лейтенант всё подслушивал. Тешил своё самолюбие. Сержант это всё понимал. От поручни он отошёл, хотел, будто невзначай, к нему прикоснуться. Да тут шофёр внезапно скотовоз остановил. Уставшим голосом крикнул чуть позже: «Остановка «Вокзал».

Одумавшись, сержант скомандовал, чтоб все выходили. Когда пошагали все к выходу, на них пялились бабушки. Даже не особо приоткрывая глаза. Провожали глазами, на первый взгляд – безразличными. Но в душе было презрение.

Сержант вышел последним. Напоследок прокричал шофёру:

– Спасибо!

– Ну что, спасибо за службу, ребяты. Мне в направлении южном идти. – сказал один из солдат. Сержант тут же ответил:

– И тебе спасибо. Будь здоров. – они обнялись. Честь друг другу отдали. Позже с другими слегка неловко обнялся. Да и пошагал на вокзал направления южного.

– Пора и мне тоже домой. Соскучился я по родному северу… – сказал сержант и обнялся с оставшимися солдатами. Пожелал им добра, и пошёл, естественно, на вокзал северного направления.

– Остались с тобой вдвоём мы, Ванёк. Нам с тобой на запад. – сказал Онегин.