Вэ-Вэ и Райзман едва успевали за слугой-павианом, который на четырёх лапах шустро скакал по запутанным коридорам. Храм оказался гораздо больше, чем представлял себе майор. Факелы горели только кое-где, и люди вскоре потеряли направление. Наконец павиан отдёрнул занавес и жестом предложил людям войти. Они оказались в небольшой, почти квадратной комнате. Деревянные колонны с капителями, вырезанными в виде цветков лотоса, упирались в потолочные балки. Стены были оштукатурены и расписаны цветами и растениями. Оконный проём был закрыт от пыли деревянным щитом. На потолке в мастерски нарисованной воде плавали рыбы.

– Что за странная фантазия? – хмыкнул Вэ-Вэ, взглянув наверх. – Никогда не спал на дне пруда.

– Египтяне очень любили и ценили воду, – пояснил Райзман. – Много воды – это жизнь, плодородие и достаток. Засухи случались нередко, и люди отлично знали, чем они грозили. Вообще, иметь в своей усадьбе пруд мог себе позволить только очень богатый человек. А для бедняка и посудина с водой на лавке в хижине – уже драгоценность.

Осторожный майор открыл щит и выглянул наружу.

– А что, оконного стекла в Древнем Египте разве не знали? – спросил он.

– Что вы, конечно, нет. То есть стекло-то плавить умели, но из него делали бусы, разные фигурки, маленькие сосуды, глазурованную плитку. Закрывать окна бутылочным стеклом в свинцовых переплётах научились только в Средние века. А в домах богатых египтян на первом этаже окон вообще не было – чтобы воры не залезли и пыль не летела. Хижины освещались только через дверь, поэтому с заходом солнца бедняки засыпали, а на восходе просыпались. Факелы стоили дорого, а лучин египтяне не знали: страна-то безлесная.

Спальный покой по меркам Древнего Египта был обставлен роскошно. Вдоль стен стояли две кровати с резными ножками в виде утиных лап, сундук кедрового дерева и два странных табурета, которые Вэ-Вэ сначала принял за стульчаки: сидения представляли собой рамку с отверстием посередине.

– Удобства, кажется, вон там, – сказал Райзман, указывая на завешенную дверь в дальней стене спальни. Там оказалась ещё одна комната, разделённая на две части. Одна была отведена под туалет – над отверстием в полу стоял точно такой же табурет – а вторая под умывальню.

– А вот вам и глазурованная плитка, – сказал Райзман, указывая на синие и зелёные квадратики, которыми были выложены пол и стены. – К слову, туалет сделан довольно практично: грязная вода самотёком уходит в песок под полом комнаты.

– Помыться бы сейчас хорошо… – мечтательно протянул майор. – А то я в пылище весь как не знаю кто.

– Попробуйте похлопать в ладоши, – посоветовал Райзман. – По-моему, так здесь принято вызывать слуг.

Вэ-Вэ послушался, и точно. Вскоре пара павианов притащила здоровенные кувшины с водой, и один из них жестом предложил раздеваться. Мылись по очереди, вскрикивая и постанывая от удовольствия. После мытья павиан предложил гостям растереть их льняными простынями и умастить каким-то снадобьем с липким цветочным запахом, но те предпочли спать неумащёнными.

– Принимают нас по-царски, – сказал майор, возвращаясь в спальню, – а вместе с тем – вы заметили? – боги ели за своим столом, а смертные за своим. Чтобы, значит, не забывали, кто есть who.

– Ничего это не означает, – отмахнулся Райзман. – Просто Египет не Древняя Русь, у них не принято было сидеть за общим столом. Для гостей всегда накрывали маленькие столики, ну как в наших ресторанах. Разная культура еды, только и всего.

Майор повертел в руках жёсткий подголовный валик и, засунув его под кровать, подложил под голову свой вещмешок. Райзман поступил так же.