Казалось бы, ничто не может противостоять ее силе озарять других людей любовью, светить так, что даже самый смурной и грустный человек рядом оживал, но одним вечером, в одном доме верней общины, один старец, сутулый с длинным носом разговаривал на повышенных тонах со своими потомками именно он будет причиной большого испытания Шахе и Тэрона в их жизнях и жизнях двух общин.

– Вы меня не слышали! Я не раз подходил к отцу Шаке и разговаривал о свадьбе моего внука. Ты как его отец должен сам поговорить с Амаяком. Я трижды подходил. Трижды. И он мне не отказал! – тыкал своим худым пальцем в стол старец, злобно корча моську глядя на своего сына и внука.

Старец шаркал по полу делая шаг своими тапками, ходил из угла в угол, злобно смотрел на своего сына и внука, навязывал им свою волю.

– Ну чего ты молчишь? – наклонился он над своим сыном. – А ты что притих? – обратился он к внуку.

– Дед, ну я то что? – привстал со скамейки паренек, как дед на него резко рявкнул:

– Ты молчи! Это твой отец должен совершить действие, а не ты. Вот сиди и смотри на своего отца. – продолжал дед.

– Я поговорю с Амаяком. – произнес сын старца.

– Не уж то! Я дождался диалога! Конечно поговори с ним. Понимаешь, она его дочь, он глава деревни. Твой сын будет следующим главой. Я бы много смог поменял в общине. Здесь сейчас все не так. Все не правильноооооо! – протянул он свою речь протяжным голосом.

– Дед, ну я не хочу жениться на Шаке, она на два года старше меня, и она моя подруга. Мы с детства с ней вместе играли. Я не могу относиться к ней как к жене, невесте! – всхлипнул внук противного дедка.

– Вот, посмотри кого ты вырастил! Посмотри! Он сопли роняет?! Он не разу не подумал о будущем, о семье, о людях в общине, вот из – за таких как ты нас в 1915 году так истребляли. – заплакал дед схватив себя руками за лицо.

– Отец…– вскочил Мигран, сын старца.

– Нет. Я не хочу жалости. Нет. Оставьте меня. Идите в свои комнаты. Идите. – вытянул он руку показывая, что к нему подходить сейчас не надо.

– Пойдем сынок, дедушка хочет остаться один. Отец может тебе воды? – спросил стоя на выходе Мигран.

– Нет. – рявкнул дед.

Так подлость одного, как зараза начнет менять и заражать образ мышления других в деревне.

Утро, Шаке выгнала овец из загона, оседлала своего скакуна и отправилась гнать стадо на пастбище. Она гнала овец в сторону места встречи с тем загадочным парнем.

Подогнав максимально близко стадо к месту их встречи, она слезла с коня и держа его за уздечку вела за собой, оглядывая все вокруг. Слушая пение птиц она медленно двигалась к речке, как увидела его. Он купался. Плавал, мылся под водопадом реки. Увидев его она сделал несколько шагов назад и привязала коня. Ей хотелось понаблюдать за ним из-за скалы, как неожиданно она услышала мужской голос от куда-то сверху:

– Разве это хороший тон подсматривать за человеком, когда он купается? – спросил Тэрон стоя на камне выше нее. – я увидел хвост твоей лошади, или это был твой хвост? Чего ты подглядываешь? – спрашивал он, стоя в мокрых труселях, с которых стекала вода.

– Нет я не подглядывала. Я не хотела мешать тебе. – оправдывалась она перед ним, стараясь не подымать глаза вверх, зная то, что он стоит в мокрых трусах.

Он спрыгнул перед ней и тут же спросил:

– Как звать тебя? –

– Шаке, а тебя? –

– Меня Тэрон! – отвечал он.

– Ты грек? – спросила она.

– Да я грек! –

– Здесь есть неподалеку греческая община? – спросила она не разу не видев ранее греков.

– Нет. Я живу в нижней армянской общине.

– Но как ты грек оказался среди армян? – спрашивала она.