Подобные эпизоды случались и позже. И всегда он выходил победителем за счёт изворотливости, остроумия и желания одолеть мешавшее ему жить препятствие. Эти качества помогли ему к окончанию ВУЗа построить свой маленький бизнес, найти квартиру, съём которой обходился ему в неприлично низкую по питерским меркам сумму, и практически полностью порвать с родителями, зависимостью от которых он втайне всегда тяготился. Желание казаться лучше, чем он есть, и лицемерие не позволяли Артёму вообще не звонить им, но общение он ввёл в строго определённые рамки: три звонка в неделю с вежливыми расспросами о здоровье, пара визитов за месяц, чтобы поесть маминой еды на знакомой и казавшейся сейчас очень убогой кухне, раз в полгода – помощь на даче. Для успокоения ещё не окончательно огрубевшей совести такой «заботы» хватало. В оправдание Артём говорил, что многие дети не делают для своих родителей даже этого, и был прав. Постепенно он убедился в справедливости следующего постулата: нужно быть честным по отношению к самому себе. Если начинаешь убеждать себя, что чёрное в действительности белое, то это прямой путь к шизофрении. Понял он и то, что цинизм полезен. Не лучшее качество, но, по крайней мере, сохраняет голову холодной. Не позволяет смотреть на мир сквозь розовые очки, верить чужим словам и придавать значение своим.
Цинизм помог и теперь, на краю перелеска в этой забытой богом Тмутаракани. Рюкзак, в конце концов, можно было вытащить и через пару месяцев при счастливом стечении обстоятельств и при условии, что он когда‑нибудь сюда вернётся. Потеря пенки, фляжки, алюминиевой посуды, еды и запасной одежды не фатальна. Всё самое ценное у него с собой. «Нокиа» в кармане джинсов от воды, конечно, дала дуба, но связи всё равно нет, расстраиваться не из‑за чего. Цена такому телефону – тысяча в любом салоне.
Ксерокопия паспорта, лицензия, запасные деньги, записная книжка, коробок спичек (зажигалкам Артём не доверял) были заботливо упакованы в несколько непромокаемых пакетов и лежали во внутреннем кармане куртки напротив сердца. Там же, чтобы удобнее было доставать правой рукой, лежал снятый с защёлки травмат – пистолет «Оса», заряженный тремя патронами с резиновыми пулями и одним сигнальным. Проверив пистолет, Артём потянулся к поясу, где висел штык‑нож с автомата Калашникова, купленный им пару лет назад на развале у «Юноны», и впервые огорчился, обнаружив его отсутствие. Видимо, когда он, извиваясь, выбирался из водной ловушки, нож выскользнул из ножен и последовал за рюкзаком.
Остальное было на месте: предназначенное для отнимания местным населением в случае возникновения конфликтной ситуации потёртое кожаное портмоне с находившейся внутри не стоящей сожаления суммой, фотик, флакончик йода, фонарь. Последний должен был лежать где‑то на неведомой глубине вместе с рюкзаком, однако утром, несмотря на все старания хозяина, внутрь залезать не пожелал, отправившись в карман куртки. Его место в рюкзаке заняли старые джинсы. Их‑то сейчас Артёму и недоставало больше всего. Мокрая одежда неприятно обхватывала ноги, мошонка в трусах уменьшилась до размера грецкого ореха. В ботинках чавкала вода. Сняв их, Артём вылил воду и тщательно отжал носки. Потом, ёжась на апрельском ветру, то же самое проделал с поочерёдно снятыми и надетыми джинсами, трусами, майкой и свитером. Ухмыльнувшись, подумал, что военкомат, знакомства с сотрудниками которого он всеми силами избегал, был бы рад такому шустрому бойцу. Если время переодевания и превышало пресловутое «пока горит спичка», то ненадолго.