Урядник Сазонов. Хорошие и приятные стихи Вячеслав Кузнецов


Урядник Сазонов жил и работал в эпоху развитого социализма, поэтому прошу не искать в его жизнеописании признаков современных реалий.

УРЯДНИК САЗОНОВ. СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ

1

Урядник Сазонов прошел свой квартал,
Проверил малины, фарцу, наркоманов,
Всех педиков, лохов, и очень устал.
Пришел в кабинет и достал из карманов
Ключи от «Тойоты», платок носовой,
Полпачки махры, авторучку, гранату,
Подшипник, том Ленина, СНиП мостовой,
Два лезвия «Шик» и патрон к автомату.
Урядник Сазонов мундир расстегнул,
Сержанта Петрову позвал и разделся.
На образ скосился, протяжно зевнул
И, сделав два-три приседанья, согрелся.
Клопов притесняя, он лег на диван.
Петрова вошла в кабинет без пилотки.
Ремень расстегнула, сняла сарафан,
Бюстгальтер, часы, сапоги и колготки.
Урядник Сазонов, пошарив рукой,
Нашел под диваном бутылку «Кавказа».
Налил до краев, крикнул весело: «Пой!
Пой песню, Петрова! Пой песню, зараза!»
Сержант без рисовки взяла ноту «ля»
И спела из оперы «Тоска» куплеты.
Сазонов в ладоши прихлопнул: «Во, бля!
Во, стерва, поет! Ну, иди сюда, где ты?»
Наутро урядник Сазонов налил
Себе и сержанту Петровой какао.
Почистил мундир, «Честерфилд» закурил
И плюнул в портрет председателя Мао.
Засунул в карманы патрон и ключи,
Платок носовой, оба лезвия «Шика»,
Еще положил два огарка свечи,
А прочее бросил, ругнувшися дико.
Петрова ушла, унося аромат
Феерии ночи в тугом сарафане.
Сазонов же, как настоящий солдат,
Проверил патроны в надежном нагане.
И вышел с проверкой по тем адресам,
Где пьянство, разврат, антисанитария,
А сам отдавался во власть голосам,
Поющим, что звали сержанта Мария.

2

Урядник Сазонов не пил самогона,
Не ел бутербродов с икрою зернистой.
Не слышал никто в кошельке его звона
Неправедно нажитых денег. Лучистой
И светлой улыбкой он всем улыбался,
Не знал за собою греха он за взятки.
От жен и внебрачных детей не скрывался,
И все у него было в полном порядке.
Но как-то однажды, копая канаву
Для водоотвода на дачном участке
И в памяти нежную девушку Клаву
Держа, он лопату вонзил для острастки
Достаточно сильно и вырыл две банки
Совсем заржавевшие с надписью «Сахар»,
А в них было золото царской чеканки,
И вмиг на Сазонове взмокла рубаха.
Он местность вокруг оглядел взглядом емким
И бросился грудью на эти монеты,
И молча лежал так, покуда потемки
Не скрыли в ночи лица и силуэты.
Поднялся Сазонов, сухими устами
Росу собирая с травы и ромашек,
И низко согнувшись, пополз за кустами
Среди светлячков и полночных букашек.
Зажав обе ржавые банки до боли,
Змеей проскользнул в свою темную дачу
И думал, что, ежели сдать против воли
Сей клад государству, какая отдача
Ему причитается? Жалко и тошно
Родные монетки отдать все Минфину.
Обманут же, сволочи. Все, как нарочно,
У них там устроено. Лишь бы мужчину
Такого, как он, обобрать, облапошить.
И понял Сазонов, что это не дело
Монеты сдавать, он и так, словно лошадь,
На благо Отечества пашет умело.
И стало легко на душе моментально,
И жить захотелось и лучше, и чище.
А что удивляться тут, это нормально,
Когда на руках огромадные тыщи.

3

Урядник Сазонов любил как умел,
И женщины это в нем очень ценили.
Он был безрассуден отчасти и смел,
И в детстве его из-за этого били.
Но время пришло – алый галстук с груди
Сазонова сняли и дали в замену
Значок комсомольский, сказав: «Проходи
Под наши знамена и знай ему цену».
И понял Сазонов, отныне кранты,
Нельзя пионерок таскать по подвалам,
И в нем загорелись другие мечты,
И было вокруг комсомолок навалом.
С глухого подвала на светлый чердак
Поднялся он и залюбил еще жгучей,
Еще безрассудней отчасти, но так,
Что шли комсомолки к Сазонову тучей.
Он с гордостью нес комсомольский значок,
Взрослея, мужая, растя постепенно,
И к скрипке любой его дивный смычок
Всегда подходил, и играл вдохновенно
Он эти мелодии на чердаках,
Где голуби гадят прохожим на шляпы,
И многие перебывали в руках
Сазонова от Воркуты до Анапы.
И в должность урядника смело вступив,
Остался Сазонов таким же открытым.
Он так же играл свой любимый мотив
И так же, как в детстве, случалось был битым.
Но женщины были с него без ума
И раны его омывали слезами.
Он щедро распахивал им закрома
Души своей, и козырными тузами
Способностей емких преграды и боль
Сметал, оставаясь предельно доступным.
Урядник Сазонов, чердачный король,
Насилию чужд был и планам преступным.
Четырнадцать лет пролетели как сон.
Сказал Комсомол: «До свиданья, Сазонов!
Ты был в своем деле всегда чемпион,
Но нам надо знать и других чемпионов».

4

Урядник Сазонов «Полюстрово» пил
И думал о тех, кто, от жажды страдая,
Идет из последних оставшихся сил
По знойной пустыне, судьбу проклиная.
Сазонов был с жаждою тоже знаком
И клял в тот момент день и место рожденья,
Правительство, партию, горисполком
И прочие все гос– и партучрежденья.
Бутылку «Полюстрова» выпив до дна
И сдав ее тут же в «Прием стеклотары»,
Взяв двадцать копеек (бутылка одна
Была у него), он зашел в промтовары
И выбрал по вкусу пять пачек «Невы»,
Чтоб утром, проснувшись в шесть тридцать, побриться.
Небритых подонков он до глубины
Души ненавидел. Заросшие лица
В Сазонове сразу будили тоску,
И боль головная все мысли глушила.
Он, словно кабан, из засады к броску
Готовился тут же, и дрожь его била.
И чтоб эту подлую дрожь истребить
В себе, он на страшную грубость срывался.
Небритых подонков часами мог бить
Сазонов, покуда весь не выдыхался.
Он сам всегда выбрит был, как колобок,
Не видел заросшим никто его сроду.
Был бритвенный чист и опрятен станок
Сазоновский. Он, невзирая на моду,
Усов не растил, не растил бороды
И каждое утро скоблил свои скулы.
А после смывал, не жалея воды,
Все мыло. И даже впадая в загулы
С веденьем нетрезвого образа дней,
Ночей, вечеров, по утрам, как из пушки,
Он брился и словно из театра теней
Являлся, чтоб выпить оставшийся в кружке
Портвейн или херес, а может, коньяк,
Ведь жажда страшнее, чем холод и голод.
Знал это Сазонов, он был не дурак,
Хотя по годам был достаточно молод.

5

Урядник Сазонов, любимец богов,
В веселом подпитии шел по бульвару.
Песок приглушал скрип его сапогов,
И он незаметно наткнулся на пару,
Которая, все позабыв на земле,
Сидела, друг дружку обняв, на скамейке.
Был поздний момент, солнце скрылось во мгле.
К тому же Сазонов шагал в тюбетейке,
Тем самым себя не давая узнать
По гордому профилю в рамках фуражки.
Сазонов сначала хотел закричать,
Узнав на сидящем мужчине подтяжки.
Его заместитель – Матвей Чередник –
Сержанта Петрову позорнейше лапал.
Хотя и надела Петрова парик,
Сазонов узнал ее тоже. Закапал
Тут дождик грибной, и ручей зазвенел.
Петрова вскочила, смеясь беззаботно.
Матвей удержать ее было хотел,
Но вынужден был уступить неохотно.
Тут вышел урядник Сазонов в упор,
И взглядом горящим прожег их до низа.
К тому же он снял головной свой убор.
Не ждали они, безусловно, сюрприза
Такого от грозного их головы.
Матвей Чередник побледнел, как побелка.
Вся тише воды и чуть ниже травы
Стояла Петрова, трясясь словно белка.
«Паскудники! Это вам так не пройдет!» –
Сазонов вскипел, загорелся, как пламя,
И, не удержавшись, ногою в живот
Ударил Матвея. Тот рухнул, как знамя
В бою, но никто не успел подхватить
Трепещущий стяг. И затоптанный в глину
Лежал он, Матвей то есть, пошевелить
Не в силах рукой. Мускулистую спину
Холодные струи грибного дождя
Стегали вовсю. А урядник Сазонов,
Презрительно взглядом все пробороздя,
Ушел, не приемля болезненных стонов.

6

Урядник Сазонов стоял в оцепленьи
Футбольного матча «Зенит» – «Барселона»
В июле, в пятнадцать часов в воскресенье,
И солнце нещадно пекло с небосклона.
Урядник Сазонов потел, но держался
Рукою за щит из прозрачного плекса
И мысленно сильно в себе раздражался,
Что не дали взять кобеля его Рекса.
Народ напирал, оглушенный сивухой,
Рвались безбилетники и наркоманы,
И самых нахальных Сазонов бил в ухо,
И штрафами быстро заполнил карманы.
Он не допускал суеты и скопленья,
И опыт свой службы на Северном флоте
Удачно использовал здесь в оцепленьи
И бил напиравших под дых в полулете.
Пот градом стекал по напруженной шее,
Стекала и кровь по щиту ручейками,
Но лезла толпа все наглей и наглее,
И так же Сазонов их бил сапогами.
Однако Сазонову было не просто,
Устал он, и бить стал и реже, и тише.
И тут наркоман огромадного роста
Попер на него. Все притихли, как мыши,
И ждали, чем кончится эта стыковка.
Сазонов напрягся, сощурился, сжался.
Дубинку покрепче взял, вытянул ловко
Вперед свою руку и зло рассмеялся.
Движение замерло, оцепенело.
Взирала толпа, как сошлись они разом.
Сазонов ударил дубинкой умело,
И тут же фингал засветился под глазом
У страшного роста и сил наркомана.
Он тут же упал на асфальт раскаленный.
Сазонов, проверив, что нет здесь обмана,
Подпрыгнул, победой своей опьяненный,
И крикнул нечленораздельное что-то.
И чувства сдержать не умея, большою
Дубинкой взмахнув что есть сил, с полулета
Кому-то ближайшему врезал с душою.

7

Урядник Сазонов не тянется к Богу,
И в Церковь Святую его не заманишь,
Он сам для себя выбирает дорогу –
Каким себя слепишь, таким ты и станешь.
Для кислых девиц и прыщавых подростков
Есть кайф на судьбу положиться всецело.
А если ты хочешь стать личностью броской,
То куй свое счастье упорно и смело.
Сазонов сковал свое счастье добротно,
А к Церкви – рассаднику идеализма –
Он шагу не сделал. Напротив, охотно
На храмы мочился он с долей цинизма.
Попов долгогривых он резко и гордо
За кудри мутузил по иконостасу,
И наотмашь бил по раскормленным мордам