А в общем, она все-таки добилась же, чего хотела. Хотела избавления от него, вот и получила. Поэтому расставание принесло ей облегчение. Совесть, правда, мучила, наполняя ночи саморефлексией и, как следствие, бессонницей. Когда все эти безумные события отошли в прошлое, перед Леной открылось наконец во всей красе то, что она натворила, и она, конечно, не могла себе этого простить. Каждый раз она бубнила мне про то, что собирается в монастырь, но до дела пока не доходило. Я ничего ей не советовала. Ни отговаривала и не поддерживала. Да и говорили-то мы нечасто. Потом появился Антон, и я по известным причинам на какое-то время вообще потеряла связь с внешним миром. Когда же Антон ослабил узы, я несколько раз созванивалась с подругой, но мы так и не встретились.

Теперь же мы потихоньку восстанавливали наше общение, но до встречи пока дело не дошло. Я хотела ее увидеть и поговорить и каждый раз в начале недели планировала позвать к себе в один из выходных дней, но наступала пятница, и я, представляя, как будет здорово провести очередные выходные в прекрасном обществе себя самой, Ленку в итоге не приглашала.

Сейчас, глядя в окно на дождливый двор, я опять подумала о подруге. Можно было предложить ей приехать, в надежде, что в такую погоду она и сама откажется, и тогда со спокойной совестью наслаждаться одиночеством. Но что, если вдруг она согласится и приедет?..

Так и не решившись на звонок подруге, я, прихватив бутылку вина, прошла в магическую комнату, которая теперь являлась просто напоминанием о времени, когда я могла колдовать, зажгла несколько свечей и, поставив вино на пол, забралась с ногами в уютное кресло. Из-за его подлокотника торчал черный гриф гитары. В последнее время я вспоминала то, чему когда-то училась в музыкальной школе. Сначала руки не слушались, и пальцы ставиться не хотели, но постепенно дело пошло на лад. Я выудила инструмент из-за кресла и, расположившись поудобнее, стала наигрывать простенький вальсовый мотив, тихонько подпевая гитаре.


Ты же ведьмой была,

А теперь ты в житейских заботах

Потеряла иль где-то забыла свое помело.

Только в сердце игла,

И сковало, запутало что-то,

И твое косоглазие вдруг почему-то прошло.


Ты гадала легко,

И глаза за ресницами пряча,

Улыбалась таинственно, глядя в расклады таро.

Но бежит молоко,

Надрывается дочка от плача,

И твое окруженье – пеленки, посуда, ведро.


Ты стоишь у окна,

И мерещится чуть еле слышно,

Что подруги зовут, пролетая, с собой на шабаш.

Только ты не одна,

И следит за тобою всевышний,

И за все колдовство этот мир ты уже не отдашь.


Только дочка порой

Как посмотрит с усмешкой лукавой,

Как блеснет в уголках ее глаз огонек колдовской.

Ты потом ей открой,

Где растут все волшебные травы,

И ведуньину песнь на мотив заклинания спой.


«Скажи мне, кто твой друг», – подумала я, снова вспоминая Ленку. Теперь я, как и она когда-то в любой тяжелой ситуации, пишу стихи. Правда, подруга не умела петь. Наши походы в караоке лучше не вспоминать. Когда она с искренним воодушевлением начинала голосить «Шальную императрицу», мне хотелось провалиться под землю. А ей было все равно, она знала, что слух отсутствует напрочь, но для нее было самое важное, что она любила петь. Надо все-таки сходить с ней куда-то, да хотя бы в то же караоке. Пока она еще не спряталась за монастырскими стенами.

Что-то зудело в мыслях и не давало покоя, мешая думать про Ленку и про наш предстоящий поход за развлечениями. Что-то очень тревожное и давящее. Ах, да. Моя же песня. Слова про дочку… Не знаю, почему я написала именно такие стихи. Дочка ведьмы… Я теперь никогда не узнаю, могли ли у нас с Антоном быть дети. А если бы могли?.. Щекам стало горячо: я не смогла сдержать слез. К черту караоке и Ленку с ее бездарным пением! К черту дурацкие стихи! К черту проклятых ведьм!